Сергей Гужвин - Иванов, Петров, Сидоров - 2

эта такая праздничная часть утрени, все центральная площадь перед церковью была запружена прихожанами, и Савелий направил лошадей к трактиру, высмотрев у коновязи высокую фигуру старосты.

После взаимных приветствий, Акакий Анисимович сказал: — Все знают, что после утрени выборы волостного старшины, поэтому не разойдутся. Пришли все гординские мужики, машинские, пашинские и из Калинкино.

— А если тебя не выберут, что будем делать? — спросил Петров Иванова.

— А кого выберут? — искренне удивился староста, услышав вопрос.

— Не вибрируй, любой хаос — управляемый, — сказал Иванов, — Анисимыч, ты лучше поведай, что народ говорит о разделе земли.

— Ругаются. Говорят, теперь совсем разор пойдёт.

— А ты об объединении земли говорил?

— Да говорил, — староста скользнул взглядом в сторону.

— И что?

— Да ничто. Не верят в манну небесную.

* * *

"Услыште сия вси языцы, внушите вси живущие по вселенней сынове человечестии, вкупе богат и убог. Уста мои возглаголют премудрость, и поучение сердца моего и разума. Приклоню в притчу ухо мое, отверзу во псалтири знание мое.

Надеющиися на силу свою и о множестве богатства своего хвалящиися, избавит ли человек? Не даст Богу цену избавления души своея, и утрудится в век. И жив будет до конца, не узрит пагубы. Егда увидит премудрыя, что вкупе безумен и несмыслен он погибнет и оставит чужим богатство свое.

Обаче Бог избавит душу мою из руки адовы, егда приемлет мя. Не убойся, егда разбогатеет человек или егда умножится слава дому его: яко внегда умрети ему, не возмет вся, ниже снидет с ним слава его. И человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им".

Петров прислушался к речитативу Гординского священника и слегка тронул локтем Иванова:

— Николай, это твой предок такой философ, или в Библии такое написано?

— Это не Библия, это Псалтырь. А ты что думал, Священное Писание — сплошной бредокс?

— Ну, во всяком случае, — Александр сделал неопределённый жест рукой, — к повседневной жизни мало относящийся.

— Почти угадал. Но, когда эти скрижали писались — это были вполне себе научные труды. Только вот потом, в средние века, настоящие мракобесы заморозили эти книги и запретили их исправлять. Обозвали "каноническими", и оставили так, как есть. Представь себе, что "Канон врачебной науки" Авиценны читают в наших медицинских институтах без изменений и правки как практическое наставление. Не "Бр-р", а так и случилось с этими философскими "канонами".

Между тем, утреня заканчивалась, поп запел Великое славословие и староста кивнул: — Пора!

Вперед, расталкивая прихожан и покрикивая: "Дорогу, православные!" пошёл Савелий, за ним, через площадь, гуськом, шли наши друзья, и замыкал шествие Акакий Анисимович. Толпа расступалась перед ними, и тотчас смыкалась сзади, хотя особо любопытные, из молодых, пробовали увязаться в кильватере старосты, но их быстро останавливали, ухватив сзади за рубаху.

Петров шел через эту толпу, в которой было больше тысячи человек, и, с одной стороны, воодушевлялся, заряжаясь её энергетикой, а с другой, в смятении, лихорадочно соображал, как разговаривать с таким количеством народа. Мегафон нужно было взять с собой, что ли. Вспомнился Цицерон, будь он неладен, он-то без мегафона речи толкал. Жуть!

На свободном пятачке перед церковью ещё суетились "божьи люди", когда наши друзья, преодолев, наконец, толпу, оказались в фокусе множества внимательных глаз. Теперь они видели не спины, а лица мужиков: молодые, старые, хмурые, весёлые, чисто бритые и бородатые — все смотрели заинтересованно, и как показалось Александру, оценивающе.

Староста, поднявшись на третью, самую верхнюю, церковную ступеньку, обернулся к "обществу", поклонился в пояс, перекрестился, и громко сказал:

— Здраве будьте все, кого видел и кого не сподобился с утра!

Ему вразнобой ответили стоящие вблизи мужики, а в задних рядах несколько человек вытянули шеи и чей-то писклявый голос громко спросил в тишине: "Чивойт сказал?"

— Говорю, что богоугодное дело будем делать, в волостные старшины кормильца Николай Сергеича будем выставлять, дай Бог ему здоровья! — повысил голос староста.

Всё "общество" зашевелилось, согласно закивало, и на друзей со всех сторон обрушился водопад восклицаний и криков с задних рядов:

— А! Эт мы завсегда! Дай Бог ему! Выставляем! Приговариваем! Дай Бог! Чивойт сказал? --">