Тим Робинс - Алладин в стране теней

– Я знала, что ты придешь ко мне, – прошептала она, – через все преграды...

По щекам девушки катились слезы. Она подошла к Алладину, и тот нежно обнял ее.

А джинн Хатиб, малышка Абу и братишка-коврик смотрели на счастливых влюбленных и радостно улыбались.

– Да, теперь они уже никогда не расстанутся, – пропищала обезьянка.

Алладин, услышав ее голос, тихо проговорил:

– Жасмин, давай я познакомлю тебя с моими друзьями. Ведь без них я никогда бы не смог спасти тебя.

Влюбленные обернулись, и ужас отразился на их лицах. Перед ними стоял Маграбинец. В руках он держал старенький светильник Алладина, и в него медленно, словно дым, вползал полупрозрачный Хатиб.

– Ну что, – прохрипел колдун, – попались голубки. Никуда вы теперь не денетесь.

Он злобно расхохотался и продолжал:

– Я могу прямо сейчас превратить вас в омерзительных пауков... Но лучше отдать вас Зубейде. Она, бедняга, совсем одряхлела...

Маграбинец обвел притихших друзей своим леденящим взглядом и собирался уже исчезнуть, чтобы побыстрее отправиться в свой замок, но Алладин обратился к нему:

– О, могущественный Повелитель Маграбинии, в самом ли деле ты так велик, как говорят о тебе? Или, может быть, за тебя все делают слуги-мариды?

Колдун остановился и, самодовольно улыбаясь, проговорил:

– Ты сомневаешься в моей силе? Хочешь, я прямо сейчас засыплю весь этот остров золотом и драгоценными каменьями?

– Нет, – ответил юноша, – ни к чему мне здесь все эти богатства. На этом мрачном острове мне больше пригодится лампа. Но, чтобы не сомневаться в твоем искусстве, я хочу, чтобы она была точь-в-точь такая же, как моя, со всеми трещинами, пятнышками и царапинами.

– Ну, что ж, смотри, – проговорил раззадоренный Маграбинец.

Он поставил светильник на землю и что-то пробормотав, прямо из воздуха выхватил лампу-двойняшку. Колдун показал ее Алладину. И тот, изображая восхищение, охнул и даже хлопнул в ладоши. А польщенный Маграбинец, для сравнения, поставил копию старушки-лампы рядом с оригиналом. И как только она коснулась земли, наш сообразительный маленький волшебник-коврик, который был все время начеку, тут же поменял их местами.

– Прощай, – сказал ничего не заметивший Повелитель Страны Ночи и вместе с лампой растворился в воздухе.

А Алладин быстро подбежал к своему светильнику и, бережно взяв ее в руки, потер по круглому потемневшему бочку.

Хатиб снова был на свободе.

– Мой господин, ты был бесподобен! – восхищенно проговорил джинн.

– Стараюсь, – ответил юноша, совсем как иногда Хатиб – в ответ на похвалу Алладина.

Друзья обнялись. И джинн подмигнул Жасмин, которая держала на руках малышку Абу и совсем не боялась незнакомого великана.

– Но надо поскорее расквитаться с этим черным магом. Ведь в любую минуту Маграбинец может обнаружить подвох. Он очень опасен! Колдун упрятал меня в лампу, каким-то неизвестным мне, очень древним заклинанием, – тревожно проговорил Хатиб.

– Ну, теперь ты можешь делать с этим проклятым колдуном все, что посчитаешь нужным, – сказал Алладин.

Джинн воздел руки к небу и громким голосом, сотрясающим весь остров, заговорил:

– Я заклинаю тебя, Маграбинец, именем Великой Рух, Всемогущей Владычицы джиннов, ибо меркнут перед ее именем любые слова, писанные самыми черными душами.... Отныне и вовеки ты, обращенный в прах, будешь закован в свой колдовской рубин Всевластия...

Хатиб замолчал, но его слова трижды повторило громкое эхо. А потом сверкающие молнии вырвались из рук джинна, который во весь великанский рост грозным исполином возвышался над островом Теней. И вдруг на руку Хатиба упал круглый камушек красного цвета. Он был прозрачный, но его едва заметные грани не излучали никакого света. Джинн уменьшился и, показав его своим друзьям, проговорил:

– Этот тусклый камень был раньше рубином Всевластия. Теперь вся колдовская сила ушла из него, и он стал вечной тюрьмой Маграбинца. И великан запустил его вверх со словами: «Лети, рубин Всевластия, туда, где по ночам не вертится земля, где нет ни звезд, ни солнца, ни планет, туда, где даже пыли нет...»

Камень исчез во мраке. А над мертвым студенистым морем засеребрилась прозрачная дорога, изогнутая и крутая, как радуга. Но в ней был лишь один оттенок – серебристый. В колеблющемся свете перемещались едва различимые серые пятнышки.