Пятрас Цвирка - Сахарные барашки

стал спускаться в долину. Встав поутру, он торопился покормить скот, наколоть дров и как можно поскорее выбраться из дому. Какое-то чувство гнало его к людям с бедного, одинокого двора, из душной избы. И не только Йокубас, но и старик Мартинас, и отец кузнеца каждый день ходили на «куперативную» землю, и хотя они мало чем могли помочь молодежи, а все чего-то топтались вокруг машины, обсуждая свои дела.

— Все-таки вместе работать как-то приятнее, — молвил раз Йокубас, разглядывая, как за четырьмя лемехами ложится земля, в которую высаживали картофель.

За картофельным полем уже зеленела большая площадь яровых.

— Да-да, — поддержал Мартинас, — много приятней и полегче. Как пчелы, одна за другой, одна за другой, глядишь — и улей наполнят.

Оба старика сидели под березой, к стволу которой был прилажен желобок. Березовый сок стекал в солдатский шлем, подвешенный вместо котелка.

Йокубас встал на колени, обеими руками взял шлем за края, наклонил его и напился соку. Утерев полой пиджака рот, он стал медленно разворачивать платок и вытащил свой кларнет. Послюнявив язычок кларнета и осторожно наложив пальцы на все отверстия, он подул.

— Давненько не играл. Может, уже лет двадцать, — вытащив на минутку изо рта кларнет, молвил Йокубас.

Щеки старика надулись, глаза замигали и заплыли слезами. Сначала трудно было разобрать мелодию. Отвыкшие, негибкие пальцы подпрыгивали так, будто старик сучил нитки.

Но вот торжественно поплыла над полями песня, новая песня, которую сейчас распевала молодежь.

Сыновья Йокубаса остановили лошадей, другие пахари и женщины, сажавшие картофель, тоже на минутку оторвались от работы и прислушались к его игре.

Сын Йокубаса — Юргис, поглаживая вспотевшую грудь, слушал с улыбкой: он словно пил свежую воду.

— Да, никак, это отец! Вон там, под березой! — вдруг закричал он со смехом.

Пахари снова тронулись, а за ними вслед за плугами пошли работницы, кидая в борозду картофель. Юргис понял, что это музыка примирения отца с сыновьями, с новым севом, с новой жизнью. И мысленно он повторил слова отца: «Веселее всем вместе жить, одной семьей. И люди как-то лучше становятся».

А под березой старик отец его все играл и играл на кларнете…

1947

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Примечания

1

По-литовски скворец («шнекутис») значит также: говорун, болтун.

(обратно)

2

Клумпы — деревянная обувь.

(обратно)

3

Рута — символ девичьей чистоты в литовском фольклоре.

(обратно)

4

События, описываемые в рассказе, относятся к периоду оккупации Литвы Германией в 1915–1918 годах.

(обратно)

5

«Моен» — искаженное немецкое «гутен морген» (доброе утро).

(обратно)

6

Скиландис — копченый сычуг (национальное литовское блюдо).

(обратно)

7

Бежямис — по-литовски: безземельный.

(обратно)

8

Здесь говорится о «земельной реформе», проведенной буржуазным правительством Литвы в 1922 году. Истинный смысл этой «реформы» заключался в том, чтобы укрепить господство буржуазии.

(обратно)

9

Юоста — тканый пояс, принадлежность литовского национального костюма.

(обратно)

10

Так в Литве называли восстание 1863 года.

(обратно)

11

Уогенайте — Ягодная.

(обратно)
--">