Самуил Ефимович Полетаев (Миримский) - Алики-малики

Самуил Ефимович Полетаев Алики-малики

В своей жизни я встречал немало прекрасных людей, вызывавших во мне желание быть похожими на них. Но трудно решиться следовать избранному образцу, когда ты уже немолод, когда сложились твои привычки и характер. И всё же я благодарен этим людям: когда я писал свои рассказы, я вспоминал о них и какие-то их чёрточки передавал своим героям. Я люблю своих героев — не потому, что они удались мне (об этом пусть судят читатели), а потому, что они напоминают мне тех живых, встреченных мною когда-то и покоривших меня людей. Мне дороги и Александра Ивановна из рассказа «Алики-малики», не утратившая и в старости молодого жара души, и скромный сельский учитель Ефим Савельевич, человек незаурядный в своём таланте доброты («Скворец № 17», «Мостик через ручей»), и бригадир буровиков Аяз Касумов («Вольный человек»), и старший табунщик Нияз Чоркмеев, который прожил долгую и терпеливую жизнь — «растил коней, нужных людям, воевал, защищая Родину от врагов, ставил на ноги сыновей и дочерей, неутомимо нянчил внуков и умел платить добром за добро» («Старший табунщик»). Я долго общался со своими героями наедине, привязался к ним, как к живым людям, и вот теперь говорю им: прощайте! Я отпускаю их в самостоятельную жизнь с надеждой, что, может быть, кому-нибудь из вас, ребята, интересно будет познакомиться с ними или даже захочется чем-то походить на них.

Автор

Алики-малики

Можно было пройти, не зажигая в коридоре света, но Сергей нашарил в темноте выключатель и задержался, разглядывая висевшую в передней картину, оставленную бывшими жильцами. Девушки в розовых, голубых и белых платьях живописной группой расположились вокруг фонтана.

Каждый раз, останавливаясь перед картиной, Сергей размышлял, какая же из девушек нравится ему больше других, но, так и не решив, уходил к себе в комнату, смущённый тайной, исходившей от их стройных тел и лукавых улыбок. Картина казалась Сергею замечательной, и он не понимал, как могли оставить её здесь, словно старую мебель, хотя и радовался этому.

За дверями соседей послышался плач малыша. Сергей погасил свет и прошёл в конец коридора. Там он снял туфли, открыл дверь в комнату и на цыпочках направился к дивану, но наткнулся на какие-то пакеты и разбудил мать.

— Серенький, ты? На кухне…

— Ел я. Спи ты.

Мать зевнула и стала протяжно вздыхать. Сейчас бы хорошо помыться, но тогда, совсем растревоженная, мать не уснёт до утра. Не раздеваясь, Сергей улёгся на диване и закурил.

— М-да, — протянул он, натягивая на себя одеяло. Полежал, прислушиваясь к вздохам матери, погасил сигарету, влез головой под подушку и вскоре заснул.

На следующее утро, несмотря на то, что была суббота и можно было поспать подольше, он проснулся раньше обычного. Из кухни тянуло подгоревшим молоком. Мать разговаривала с мальчиком — их новым соседом, которого он толком ещё не успел разглядеть. Сергей вскочил с дивана, чтобы закрыть дверь, споткнулся о плохо связанную пачку книг, а когда снова улёгся, долго не мог заснуть, думая о том занятии, которым мать недавно увлеклась.

Делом этим Александра Ивановна занялась случайно. Однажды во двор вошёл известный в их квартале дурачок Митя, вошёл, нагруженный двумя сумками с книгами, разложил их на скамейке и встал за «прилавок», как продавец. Налетели ребята, подняли шум и стали отнимать друг у друга книги. Александра Ивановна не утерпела, вмешалась — и вот сама начала торговать книгами. Могла бы, конечно, поступить в книжный магазин, но выстоять полную смену не было сил, а так вот сама себе хозяйка, ходи сколько хочешь и когда хочешь — плана нет, сколько продашь, столько и получишь.

В жизни её, опустошаемой старостью и страхом одиночества, забрезжил огонёк интереса — встречи, знакомства, заботы. Она уже знала в районе всех книголюбов — среди них были учителя, старые её знакомые, журналисты, несколько научных работников, один старичок-профессор на пенсии, полковник, любитель исторической литературы. Она знала --">