Иван Андреевич Крылов - Басни

Иван Андреевич Крылов Басни

Ворона и Лисица

     Уж сколько раз твердили миру,

Что лесть гнусна, вредна; но только всё не впрок,

И в сердце льстец^[1] всегда отыщет уголок.

Вороне где-то бог послал кусочек сыру;

     На ель Ворона взгромоздясь,

Позавтракать было совсем уж собралась,

     Да позадумалась, а сыр во рту держала.

     На ту беду Лиса близёхонько бежала;

     Вдруг сырный дух Лису остановил:

Лисица видит сыр, – Лисицу сыр пленил.

Плутовка к дереву на цыпочках подходит;

Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит,

     И говорит так сладко, чуть дыша:

          «Голубушка, как хороша!

          Ну что за шейка, что за глазки!

          Рассказывать, так, право, сказки!

     Какие пёрушки! какой носок!

И верно ангельский быть должен голосок!

Спой, светик, не стыдись! Что ежели, сестрица,

При красоте такой, и петь ты мастерица,

     Ведь ты б у нас была царь-птица!»

Вещуньина^[2] с похвал вскружилась голова,

     От радости в зобу^[3] дыханье спёрло, —

И на приветливы Лисицыны слова

Ворона каркнула во всё воронье горло:

Сыр выпал – с ним была плутовка такова.

Дуб и Трость

С Тростинкой Дуб однажды в речь вошёл.

«Поистине, роптать ты в праве на природу»,

Сказал он: «воробей, и тот тебе тяжёл.

Чуть лёгкий ветерок подёрнет рябью воду,

     Ты зашатаешься, начнёшь слабеть

     И так нагнёшься сиротливо,

     Что жалко на тебя смотреть.

Меж тем как, наравне с Кавказом, горделиво,

Не только солнца я препятствую лучам,

Но, посмеваяся и вихрям, и грозам,

          Стою и твёрд, и прям,

Как будто б ограждён ненарушимым миром.

Тебе всё бурей – мне всё кажется зефиром^[4].

     Хотя б уж ты в окружности росла,

Густою тению ветвей моих покрытой,

От непогод бы я быть мог тебе защитой;

          Но вам в удел природа отвела

Брега бурливого Эолова владенья:

Конечно, нет совсем у ней о вас раденья^[5]». —

          «Ты очень жалостлив»,

                     сказала Трость в ответ,

«Однако не крушись^[6]: мне столько худа нет.

     Не за себя я вихрей опасаюсь;

          Хоть я и гнусь, но не ломаюсь:

     Так бури мало мне вредят;

Едва ль не более тебе они грозят!

То правда, что ещё доселе их свирепость

          Твою не одолела крепость,

И от ударов их ты не склонял лица;

          Но – подождём конца!»

     Едва лишь это Трость сказала,

     Вдруг мчится с северных сторон

И с градом, и с дождём шумящий аквилон^[7].

Дуб держится, – к земле Тростиночка припала.

     Бушует ветр, удвоил силы он,

          Взревел и вырвал с корнем вон

Того, кто небесам главой своей касался

И в области теней пятою упирался.

Ларчик

      Случается нередко нам

      И труд и мудрость видеть там,

      Где стоит только догадаться,

           За дело просто взяться.

К кому-то принесли от мастера Ларец.

Отделкой, чистотой Ларец в глаза кидался;

Ну, всякий Ларчиком прекрасным любовался.

Вот входит в комнату Механики мудрец.

Взглянув на Ларчик, он сказал: «Ларец с секретом,

          Так; он и без замка;

А я берусь открыть; да, да, уверен в этом;

     Не смейтесь так исподтишка!

Я отыщу секрет и Ларчик вам открою:

В Механике и я чего-нибудь да стою».

     Вот за Ларец принялся он:

     Вертит его со всех сторон

          И голову свою ломает;

То гвоздик, то другой, то скобку пожимает.

     Тут, глядя на него, иной

          Качает головой;

Те шепчутся, а те смеются меж собой.

     В ушах лишь только отдаётся:

«Не тут, не так, не там!» Механик пуще рвётся.

     Потел, потел; но, наконец, устал,

          От Ларчика отстал

И, как открыть его, никак не догадался:

     А Ларчик просто открывался.

Лягушка и Вол

Лягушка, на лугу увидевши Вола,

Затеяла сама в дородстве с ним сравняться:

          Она завистлива была.

И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться.

«Смотри-ка, квакушка, что, буду ль я с него?»

Подруге говорит. «Нет, кумушка, далёко!» –

«Гляди же, как теперь раздуюсь я широко.

               Ну, каково?

Пополнилась ли я?» – «Почти что ничего».