Николай Георгиевич Поливин - Корабельная сторона

дежурного врача отпустить меня на все четыре стороны…— Сенька грустно улыбнулся.— И вот я тут…

— И я тоже здесь!.. Ты меня простишь? Ты меня не прогонишь? — зареванная Настенька ткнулась головой в его грудь.

Санька погладил светлые кудряшки. Не удивил его и ее приход. Только подумалось: «Почему ее волосы пахнут горьким миндалем?»

За дверью началось какое-то движение.

— Несут… Несут…— послышались приглушенные голоса. Санька рванулся к двери, закричав что было сил: «Мама! Мамочка!..» — Перед глазами завертелись синие, черные и красные круги.

Хоронили Марию Петровну все заводчане. Духовой оркестр играл траурные марши. Десятка три школьников несли венки. СИМ, Говоров, Бородин, Кимка и Сенька говорили трогательные слова перед красным, перевитым черными лентами гробом. Нина и Настенька не отходили от Саньки ни на шаг. После похорон Саньку забрали в больницу, в неврологическое отделение.

«Особый вид нервного потрясения»,— определили врачи. Ему отвели отдельную палату, с окнами в яблоневый сад. Лечили его экспериментально — секли ежедневно то горячей, то холодной водой, заставляли слушать спокойную музыку, давали снотворное. Стоило ему открыть глаза, как появлялся очередной посетитель — Кимка, Нина, Сенька, Лена, Зойка, Настенька, Говоров или Бородин. Частым гостем в палате был СИМ.

Заслуженный разведчик рассказывал Саньке о своей боевой молодости, об удивительных подвигах тех, кто с ним работал в тылу беляков. «Оказывается, разведка — тоже работа. Только более опасная, чем, скажем, токарная…»

Сенька поднимал свои излюбленные темы. Он так увлеченно рассказывал об Африке и Америке, что Саньке думалось, что друг его успел перевидеть весь мир, а не нахватался знаний из книг. Особенно ярко и вдохновенно рассказывал он об одной дочке капитана дальнего плавания, которая жила в Баку на улице Низами.

«Влюбился наш Сенька,— удовлетворенно думал больной.— Вот и у Кимки с Зойкой — тоже любовь… Хорошая, крепкая…» Он радовался за своих друзей. А о себе в этом плане не задумывался. Для него, казалось, все умерло вместе с мамой.

— Вот что,— сказал однажды Бородин,— хватит лечиться, бока отлеживать. Есть настоящее дело!.. Пришла весточка от Григорьевича. Нужно ему в помощь послать надежную четверку. Есть предложение — старшим этой группы назначить тебя…

— Меня?! — впервые с того времени в Санькином голосе прозвучали живые нотки.

— Тебя,— подтвердил Бородин.— А что, ты не согласен?

— Согласен! — Санька отбросил одеяло.— Я сейчас… Где мои брюки?!

— Одежду тебе выдадут потом… Дня через два… Раньше врачи не отпустят. А пока суть да дело, обдумай, кого ты возьмешь с собой. Последнее слово за тобой. Условие одно: в группу должны войти еще два парня и одна девушка.

— Хорошо, я подумаю…

Бородин ушел, а задание осталось. Надо было обмозговать его со всех сторон. Реальный мир с его жестокой борьбой во имя справедливости на земле снова захватил в свой водоворот выздоравливающего паренька.

Вскоре Санька распрощался с врачами и медицинскими сестрами, которые были с ним так ласковы и внимательны. Сказал он «прощай» и цветущему саду.

Сергей Николаевич раздобыл где-то легковую машину. К дому подкатили лихо. На крыльце Саньку поджидали Лена, Нина, Сенька и Настенька. Кимка находился в машине.

— Ну вот! — Санька вздохнул облегченно. Больше всего его страшила мысль, как он один войдет в пустующую квартиру. Но рядом стояли друзья.

— Входи-входи,— пробасил Сенька.

«У него даже появился боцманский басок.— отметил про себя Санька,— гляди-ка!»

А Семен продолжал командовать:

— Мой руки — и за стол!.. А чтобы ты не удивлялся, то объявляю тебе сразу, что поселился пока у тебя… Не возражаешь?

Санька протянул Гамбургу руку.

— Значит, договорились! — крякнул Сенька.— Но при одном условии…

— При каком же?

— При условии, если ты меня включишь в свою четверку.

— Конечно!

— И меня! — добавил Кимка.

— И меня! — присоединила свой голос Нина.

— Вот черти полосатые!.. Так я же о вас и думал!..

— И очень правильно сделал! — похвалил его Сенька.

— А как Сергей Николаевич? — Сенька посмотрел на Бородина. Тот, лукаво усмехнувшись, подмигнул Кимке.

— А он не возражает,— Урляев засиял, как масленый блин,— мы с ним обо всем уже дотолковались…

— Да? — удивился Санька.

— А у тебя что, есть возражения? — Сергей --">