Игорь Николаевич Сухих - А.П.Чехов: Pro et contra

близоруком критике-пророке Чехов расскажет и Бунину, и Миролюбову[6].

И все же, когда Скабичевский отмечал 35-летие своей дея­тельности на литературно-критическом поприще, он получил и сухое чеховское письмо-поздравление.

«Многоуважаемый Александр Михайлович!

Весь март я провел в Крыму и только из газет узнал о Ва­шем юбилее — и потому не прислал Вам своевременно привет­ственной телеграммы. Я не знаком с вами лично, тем легче Вы могли не заметить моего отсутствия на юбилее, но меня беспо­коит мысль, что я поступил дурно. Как бы ни было, простите мне невольную неряшливость и не откажите принять мое за­поздалое поздравление. Желаю Вам жить еще много лет.

Искренне и глубоко Вас уважающий Антон Чехов» (7 апре­ля 1894 г.; П 5, 286).

Ответа на него, кажется, не последовало.

Сюжет «Скабичевский» интересен не потому, что критик «не угадал» судьбы писателя. Чехова удивляла и возмущала не отрицательная оценка сама по себе, а критическое непони­мание и высокомерие.

«Протопопова я не люблю: это рассуждающий, тянущий жилы из своего мозга, иногда справедливый, но сухой и бес­сердечный человек. Лично я с ним не знаком и никогда его не видел; он писал обо мне часто, но я ни разу не читал. Я не журналист: у меня физическое отвращение к брани, направ­ленной к кому бы то ни было; говорю — физическое, потому что после чтения Протопопова, Жителя, Буренина и прочих судей человечества у меня остается во рту вкус ржавчины, и день мой бывает испорчен. Ведь это не критика, не мировоз­зрение, а ненависть, животная ненасытная злоба. Зачем Ска­бичевский ругается? Зачем этот тон, точно судят они не о ху­дожниках и писателях, а об арестантах? Я не могу и не могу» (А. С. Суворину, 24 февраля 1893 г.; П 5, 173).

Положительные отзывы Чехов тоже проверяет по какой-то невидимой эстетической и нравственной шкале. «Читал сегод­ня Аристархова (псевдоним А. И. Введенского. — И. С.) в "Русских ведомостях". Какое лакейство перед именами, и ка­кое отечески-снисходительное бормотанье, когда дело касается начинающих! Все эти критики — и подхалимы, и трусы: они боятся и хвалить, и бранить, а кружатся в какой-то жалкой се­редине. А главное, не верят себе. Моя "Степь" утомила его, но разве он сознается в этом, если другие кричат: "талант! та­лант!"» (А.Н.Плещееву, 31 марта 1888 г.; П 2, 225—226).

«Для молодежи полезнее писать критику, чем стихи. Ме­режковский пишет гладко и молодо, но на каждой странице он трусит, делает оговорки и идет на уступки — это признак, что он сам не уяснил себе вопроса. Меня он величает поэтом, мои рассказы — новеллами, моих героев — неудачниками, значит, дует в рутину. Пора бы бросить неудачников, лишних людей и проч. и придумать что-нибудь свое» (А. С. Суворину, 3 ноября 1888 г.; П 3, 54).

И в то же время любой намек на оригинальную мысль, по­пытка понимания вызывают благодарную реакцию и у молодо­го автора трех сборников, только что закончившего «Степь», и у маститого писателя, издавшего собрание сочинений, облас­канного Толстым и другими знаменитостями, ставшего учите­лем для новых молодых. Прочитав частное письмо П. Н. Ост­ровского (брата драматурга) по поводу «Степи» с подробным разбором, тонкими наблюдениями и существенными замеча­ниями («Впечатление это оказалось довольно сложным: к ис­пытанному мною чувству живого удовольствия примешива­лась также и некоторая досада. В рассказе нет внутренней организации, которая определила бы всему надлежащее место и меру.»), Чехов собрался поехать к автору, чтобы убедить его переработать письмо в статью и выпустить ее отдельной брошюрой: «Быть может, ему понравится моя мысль, что в наше время, когда литература попала в плен двунадесяти ты­сяч лжеучений, партизанская, иррегулярная критика была бы далеко не лишней. Не захочет ли он, минуя журналы и газе­ты, выскочить из засады и налететь наскоком, по-казацки?» (А. Н. Плещееву, 6 марта 1888 г.; П 2, 211).

Даже за год до смерти он живо откликнется на статью В. Альбова: «.я прочел статью Альбова — с большим удоволь­ствием. Раньше мне не приходилось читать Альбова, хотелось бы знать, кто он такой, начинающий ли писатель, или уже видавший виды» (Ф.Д.Батюшкову, 11 января 1903 г.; П 11, 121).

«Без театра нельзя», — веско роняет Сорин в «Чайке» (13, 8). Для Чехова, литератора до мозга костей, нелюбимая и не­понятливая критика тем не менее остается постоянным раз­дражителем, наркотиком,

--">