Вера Кальман - Помнишь ли ты?.. Жизнь Имре Кальмана

выдержать столь напряженный темп жизни, без которого я теперь и не мыслю себе существования, я пользуюсь необычайно простым рецептом.

Каждый божий день проверяю свой вес: он не должен превышать пятидесяти килограммов. Занимаюсь верховой ездой, катаюсь на велосипеде, плаваю (правда, плавать я научилась лишь в последнее время), по утрам в течение двадцати минут проделываю гимнастические упражнения; всякий раз, как удается урвать время, играю в гольф (пусть и плохо, но все же…) и теннис (тоже плохо, но тем не менее…) и по несколько часов гуляю пешком. А когда человек вынужден так часто упаковывать и распаковывать чемоданы, как я, то о гибкости фигуры особенно заботиться не приходится.

Единственное существо, которому я после смерти мужа нанесла тяжкое оскорбление, была Мария Первич.

— Не думаю, чтобы у меня когда-нибудь был собственный дом, — откровенно призналась я ей. — Дети выросли, а я собираюсь поселиться в гостинице. Разумеется, вы можете жить со мной, но обильных пиршеств я больше не могу себе позволить. Не с точки зрения материальной, а ради сохранения кондиции.

Царственная кулинарка, задетая в своих лучших чувствах, последовала за мною в Цюрих, но задержалась всего на несколько недель. Теперь она живет в Риме, у Ивонки и ее мужа-художника. Все мои трое детей счастливы в браке.

Мужу хотелось, чтобы наша младшая дочь стала во главе издательской фирмы «Кальман». У Ивонки и впрямь проявились недюжинные деловые способности, однако она использует их лишь в интересах собственного супруга.

Чарли и Лили три года спустя после смерти отца написали оперетту, поначалу дав ей название «Веселое путешествие», а затем «перекрестили» ее в «Великого тенора». К сожалению, их партнерство длилось недолго: Лили вышла замуж, и в творческом союзе с Чарли ее заменил Вилли Вернер Гёттиг.

Премьера, состоявшаяся в Висбадене, подтвердила, что Чарли не только унаследовал музыкальный талант отца, но и способен проложить в искусстве собственную тропу.

Лили бралась даже писать романы; в последнее время она увлеклась живописью и достигла немалых успехов, хотя никогда этому не училась. Если дойдет дело до персональной выставки, то выяснится, до какой степени развит в ней природный дар.

Дети мои до конца своих дней, слава богу, обеспечены. В их владение перейдут американский трест, основанный Имре, и фамильное состояние. Что же касается моей личной собственности, то все целиком и полностью унаследует фонд памяти моего мужа. Фонд Кальмана был учрежден мною в 1964 году, центр его находится в Цюрихе. Пока жива, я являюсь его председателем; о преемнике я уже позаботилась. В задачу фонда входит присуждение стипендий одаренным музыкантам, невзирая на их расовую и национальную принадлежность и религиозные убеждения.

Муж распорядился, чтобы после его смерти рукописи всех партитур поступили в вашингтонскую библиотеку Конгресса. Наказ этот был выполнен; я сделала исключение лишь для двух партитур, ставших собственностью венской Национальной библиотеки. Я самолично вручила их доктору Дриммелю, тогдашнему министру культуры Австрии, когда в венском Хофбурге открылся музей-кабинет Имре Кальмана. Там можно увидеть первую приобретенную им на собственные заработки мебель, какою была обставлена квартира на Пауланергассе в Вене. Эти предметы обстановки случайно отыскались в одном из подвалов Бад-Ишля. Там же хранятся и посмертная маска Имре, и орден Почетного легиона вместе со всеми прочими знаками отличия, «скорбный лист», куда сестра Ирмгард заносила свои записи о ходе его последней болезни, кое-какие предметы обстановки из нашей парижской квартиры. Пианино — рабочий инструмент Имре, с помощью которого создавалась его последняя оперетта «Аризонская леди», — я отправила в Будапешт, крестнику Кальмана Иштвану Барне.

Через три с половиной месяца после смерти Имре пустилась вскачь аризонская леди: ведь это вовсе не дама, как можно бы подумать, а скаковая лошадь. Впрочем, главной героиней оперетты все же является дама — владелица лошади, эмигрировавшая из Будапешта. Премьера оперетты — с трансляцией по радио — состоялась в Берне, при участии Эстер Рети в роли владелицы ранчо и хозяйки скаковой лошади и Герберта Эрнста Гроха в роли бравого героя, покорившего сердце сей дамы.

Словно сама судьба отпустила Имре времени ровно столько, сколько понадобилось для завершения его последнего труда. Как только он --">