Автор неизвестен -- Древнерусская литература - Слово о полку Игореве

тъи^[291] рекъ:{223}

„Дружину твою, княже,

птиць крилы приодѣ,{224}

а звѣри^[292] кровь полизаша“.

Не бысть^[293] ту брата Брячяслава,^[294]

ни другаго Всеволода:{225}

единъ же изрони жемчюжну^[295] душу

изъ храбра тѣла

чресъ^[296] злато ожерелие.{226}

Уныли^[297] голоси,^[298]

пониче веселие,

трубы трубятъ городеньскии.{227}

Ярославли^[299] и вси внуце Всеславли!{228}

Уже понизите^[300] стязи свои,{229}

вонзите^[301] свои мечи вережени.

Уже бо выскочисте изъ дѣдней славѣ.

Вы бо своими крамолами

начясте^[302] наводити поганыя

на землю Рускую,{230}

на жизнь Всеславлю.{231}

Кото́рою^[303] бо бѣше насилие

отъ земли Половецкыи!

На седьмомъ^[304] вѣцѣ Трояни{232}^[305]

връже Всеславъ жребий

о дѣвицю себѣ любу.{233}

Тъй^[306] клюками подпръ ся о кони{234}

и скочи къ граду Кыеву{235}

и дотчеся стружиемъ

злата стола киевьскаго.{236}^[307]

Скочи отъ нихъ^[308] лютымъ звѣремъ^[309]

въ плъночи^[310] изъ Бѣлаграда,

обѣсися синѣ^[311] мьглѣ;{237}

утрѣ же^[312] вознзи^[313] стрикусы,{238} —

отвори^[314] врата Новуграду,{239}

разшибе^[315] славу Ярославу,{240}

скочи влъкомъ^[316]

до Немиги съ Дудутокъ.{241}

На Немизѣ снопы стелютъ^[317] головами,{242}

молотятъ чепи харалужными,^[318]

на тоцѣ животъ^[319] кладутъ,^[320]

вѣютъ душу отъ тѣла.

Немизѣ кровави брезѣ

не бологомъ бяхуть посѣяни,

посѣяни костьми рускихъ сыновъ.^[321]

Всеславъ князь людемъ судяше,

княземъ грады рядяше,^[322]

а самъ въ ночь влъкомъ^[323] рыскаше:{243}

изъ^[324] Кыева дорискаше до куръ Тмутороканя,{244}

великому Хръсови{245} влъкомъ^[325] путь прерыскаше.

Тому въ Полотьскѣ^[326] позвониша заутренюю рано

у святыя Софеи въ колоколы,

а онъ въ Кыевѣ звонъ слыша.{246}

Аще и вѣща душа въ дръзѣ^[327] тѣлѣ

нъ часто бѣды страдаше.

Тому вѣщей Боянъ

и пръвое^[328] припѣвку, смысленый, рече:

„Ни хытру,

ни горазду,

ни птицю горазду

суда божиа не минути“.

О стонати Руской земли,

помянувше пръвую^[329] годину

и пръвыхъ^[330] князей!

Того стараго Владимира

нельзѣ^[331] бѣ пригвоздити къ горамъ киевьскымъ:{247}^[332]

сего бо нынѣ сташа стязи Рюриковы,

а друзии — Давидовы,^[333]

нъ розно ся^[334] имъ хоботы пашутъ.{248}^[335]

Копиа поютъ!{249}

На Дунаи Ярославнынъ^[336] гласъ{250} ся^[337] слышитъ,^[338]

зегзицею незнаема^[339] рано кычеть:{251}

„Полечю, — рече, — зегзицею по Дунаеви,

омочю бебрянъ рукавъ въ Каялѣ рѣцѣ,

утру князю кровавыя его раны

на жестоцѣмъ его тѣлѣ“.{252}

Ярославна рано плачетъ^[340]

въ^[341] Путивлѣ{253} на забралѣ, аркучи:

„О вѣтрѣ,^[342] вѣтрило!

Чему, господине,^[343] насильно вѣеши?

Чему мычеши хиновьскыя стрѣлкы

на своею нетрудною крилцю

на моея лады вои?

Мало ли ти бяшетъ^[344] горѣ^[345] подъ облакы вѣяти,

лелѣючи корабли на синѣ морѣ?

Чему, господине, мое веселие

по ковылию развѣя?“.

Ярославна рано плачеть

Путивлю городу на заборолѣ, аркучи:

„О Днепре Словутицю!{254}^[346]

Ты пробилъ еси каменныя горы

сквозѣ землю Половецкую.

Ты лелѣялъ еси на себѣ Святославли насады^[347]

до плъку^[348] Кобякова.

Възлелѣй, господине, мою ладу къ мнѣ,

а быхъ не слала къ нему слезъ

на море^[349] рано“.

Ярославна рано^[350] плачетъ^[351]

въ^[352] Путивлѣ на забралѣ, аркучи:

„Свѣтлое и тресвѣтлое слънце!^[353]

Всѣмъ^[354] тепло и красно еси:

чему, господине,^[355] простре горячюю свою лучю

на ладѣ вои?

Въ полѣ безводнѣ жаждею имь лучи съпряже,{255}

тугою имъ тули затче?“.

Прысну море полунощи;

идутъ^[356] сморци мьглами.

Игореви князю богъ путь кажетъ

изъ земли Половецкой

на землю Рускую,

къ отню злату столу.

Погасоша вечеру зори.^[357]

Игорь спитъ,^[358]

Игорь бдитъ,^[359]

Игорь мыслию поля мѣритъ^[360]

отъ великаго^[361] Дону до малаго Донца.

Комонь въ полуночи Овлуръ{256} свисну за рѣкою;

велить князю разумѣти:

князю Игорю не быть!

Кликну,

стукну земля,

въшумѣ трава,

вежи ся половецкии подвизашася.

А Игорь князь поскочи^[362]

горнастаемъ^[363] къ --">