Автор неизвестен - Народные сказки - Тысяча и одна ночь. В 12 томах

заставляют меня вздрагивать, — даром что я осел, — ибо он всенародно называет меня: «Сводник! Сын блудницы! Гуляка! Шлюха! Бабская задница!» И мало ли как еще! И если, на беду, я вздумаю облегчить грудь, выпустив воздух через зад, то бешенство его не знает более границ; а лучше уж чтобы я из уважения к тебе, о сын царя, не повторял всего, что он мне говорит, и всего, что делает со мной в таких случаях. И уж, конечно, я позволяю себе облегчаться таким образом, только когда знаю, что он остался далеко позади, или когда уверен, что я совершенно один. Но это еще далеко не все! Когда я состарюсь, он продаст меня какому-нибудь водовозу, который, положив мне на спину деревянное седло, с обеих сторон навьючит на меня тяжелые мехи^[2] и громадные кувшины с водой, и так до тех пор, пока наконец, изнемогая от дурного обращения и лишений, я не околею самым жалким образом. И тогда мой труп бросят на съедение собакам, бродящим среди куч мусора. И такова, о сын царя, злосчастная судьба, которую готовит мне Ибн-Адам. О, есть ли среди тварей другие, такие же несчастные, как я? Скажи, о добрая и нежная гусыня!

Тогда я, о господа мои, содрогнулась от ужаса и жалости и воскликнула, дрожа от волнения:

— О господин мой лев, осел поистине заслуживает извинения! Ибо, только слушая его рассказ, я умираю от страха!

И молодой лев, видя, что осел пустился удирать, крикнул ему:

— Но почему же ты так торопишься, приятель? Подожди немного, ты, право, заинтересовал меня! И мне бы хотелось, чтобы ты служил мне проводником в моих поисках Ибн-Адама.

Но осел ответил:

— Мне очень жаль, господин мой! Но я предпочитаю, чтобы между мной и им лежало расстояние в целый день пути, ибо, когда я вчера оставил его, он направлялся в эту сторону. И я ищу теперь какое-нибудь надежное убежище, чтобы скрыться от его хитростей и коварства. Притом мне хотелось бы, если ты позволишь, теперь, когда я уверен, что он не услышит меня, облегчиться, не стесняясь, и порезвиться ввиду хорошей погоды.

И, сказав это, осел принялся громко и продолжительно кричать, а затем, брыкаясь, громко выпустил из своего зада воздух триста раз подряд. Потом он довольно долго катался по траве и наконец поднялся, но, увидев облачко пыли, двигающееся по направлению ко льву, насторожил сначала одно ухо, потом другое, пристально вгляделся и, быстро повернувшись к нам спиной, пустился бежать и исчез.

Между тем пыль рассеялась — и перед нами предстал вороной конь, красивый, стройный, горделивый, с лоснящейся шерстью, с обычными белыми отметинами на ногах и белой, как серебряная драхма, звездой на лбу; и он приближался к нам с трепетным ржанием. Но когда он увидел друга моего, молодого льва, то приостановился из почтения к нему, а потом хотел из скромности удалиться. Но лев, совершенно очарованный его изяществом и прельщенный его наружностью, сказал ему:

— Кто ты, о прекрасное животное? Почему так мчишься ты среди этой пустыни и имеешь такой встревоженный вид?

Конь ответил:

— О царь зверей, я конь из породы коней! И я спасаюсь бегством от погони Ибн-Адама!

При этих словах изумление льва достигло крайних пределов, и он сказал коню:

— Не говори же так, о конь, ведь, право, стыдно тебе бояться Ибн-Адама при твоей силе, и росте, и ширине в плечах, ибо ты можешь одним ударом ноги отправить его на тот свет. Посмотри на меня! Я меньше тебя, а между тем я обещал этой маленькой трепещущей гусыне навсегда избавить ее от всех ее страхов тем, что нападу на Ибн-Адама, растерзаю его и съем всего целиком. И, сделав это, я доставлю себе удовольствие отвести эту бедную гусыню в ее дом, в круг ее семьи.

Но конь, выслушав речь льва, посмотрел на него с грустной улыбкой и сказал:

— Отбрось далеко от себя эти мысли, о сын царя, и не обольщайся так относительно моей силы, и роста, и быстроты моих ног, ибо все — ничто перед хитростью Ибн-Адама. И знай, что, когда я попадаю ему в руки, он находит средство управлять мной, как ему вздумается. Для этого он надевает мне на ноги путы из пеньки и конского волоса и привязывает меня за голову к шесту, вбитому в стену над моею головой, и, таким образом, я не могу ни двигаться, ни сесть, ни лечь. Но это не все! Когда он хочет ехать на мне верхом, то кладет мне на спину вещь, которую называет седлом, и подтягивает мне живот двумя жесткими подпругами, от которых мне очень больно; в рот он кладет мне кусок стали, который дергает посредством --">