Антология - Колесница Солнца. Восемь тетрадей индийской классической лирики в переводах С Северцева

—

    лишь старцу в снежной седине

    поет, звучит твой зов?

О чем?.. О дальнем, светлом дне —

    всемирной будущей весне —

    вещает мне

    твой зов!

6

И взяться за перо спешу,

   и все взволнованней пишу,

   стремлюсь, чтоб твой призыв —

Ручьи добра, мечты, любви

   текли, текли в стихи мои,

   их в гимны превратив!

И вновь мой голос свеж и юн,

    звон все смелее строчек-струн,

    нежданней их игра —

Так пусть в боренье с тьмой густой

   светильник одинокий мой

   не гаснет до утра!..

Но знаю: скорбную резьбу

   все глубже чертит мне на лбу

   боль прожитых годов.

Хоть и приходит мудрость с ней,

   но все же с каждым днем трудней

    мне различать

    твой зов.

Да, простодушней, но вольней

   пел я под небом юных дней,

   и как был нов

   твой зов!

7

А ныне… Мало ли других

   певцов бесстрашных, молодых

   служить тебе хотят?

Любой, услышав голос твой,

   сейчас, как я, в глуши лесной

   трудиться был бы рад.

И все же к старику, ко мне,

   в священно-строгой тишине

   воззвала ты опять:

Из многих, что приказа ждут,

  мне снова свой заветный труд

  велишь ты продолжать.

И в хижине лесной таясь,

   над свитком песенным склонясь,

   вновь я не спать готов,

Вновь, как восторженный жених

   гирлянду лотосов цветных,

   хочу нести

   твой зов!

Глаз не смежая до утра,

   я в строки братства и добра

   преображу

   твой зов.

8

Когда ж, твой верный, дряхлый жрец,

   почую близкий свой конец,

   последний мой рассвет

Я песней встретить бы хотел —

   такой же солнечной, как пел

   во цвете пылких лет.

Потом заветную тетрадь

   хочу вернейшему отдать

   из новых слуг твоих —

Ему успею рассказать,

   как на певучий стих низать

   певучий жемчуг-стих…

Но горе!.. Слышу все ясней

   железный гул грозящих дней —

   войны драконий рев…

Ужель грома стальных армад

   сердца несчастных оглушат —

   и заглушат

   твой зов?

Ужель на землю хлынет ад

   и рухнут с неба огнь и град

   и — умертвят

   твой зов?..

9

Нет!.. Ни орудий хищный рык,

   ни брань, ни плач, ни злобный крик,

   ни ядер жадный вой

От нас, о Мать, не заслонят

   летящий из хрустальных врат

   бессмертный голос твой!

И в тайниках, при ночниках,

    презрев гонения и страх,

    мы, бдители твои,

Сурово будем продолжать

   за гимном светлый гимн слагать

   добру, заре, любви…

И в день внезапной тишины,

   прокляв безумный пир войны,

   дух мщенья поборов,

Мильоны алчущих сердец

  услышать смогут наконец

  спасительный

  твой зов.

Шагнет на свет наш давний труд:

   в тот час братанья все поймут,

   что возвещал

   твой зов!

ПЕСНИ ДАЛЬНИХ СЕЛЕНИЙ

^[1]

Из пракритских лирических двустиший

ХАЛА CATABAXAHA (I тысячелетие н. э.)

Из антологии «Семьсот строф»

ИЗ «ПЕРВОГО СТОСТРОФИЯ»

Из десятка мильонов напевных двустиший,

  изукрашенных перлами вдохновенья,

Семь отобранных сотен в свое собранье

  взял ценитель поэтов по имени Хала.

* * *

Прославляю этот обряд закатный —

   блеск реки в ладонях могучего Шивы,

А в реке — лицом его Гаури гневной —

   багровеет луна, словно жертвенный лотос.^[2]

* * *

Сев на лотосовый широкий лист,

   на воде чуть покачивается птица —

Будто яркая раковина лежит

   на подносе из чистого изумруда.

* * *

Погляди-ка, подружка: цветущие гущи

  ярких лотосов, так украшавших селенье,

Побледнели в дни стужи — стали похожи

  на кунжутное поле после уборки.^[3]