Хорхе Луис Борхес - Атлас. Личная библиотека

class='book'>Ирландия Перевод Б. Дубина

Древние и великодушные тени не хотят, чтобы я посмотрел на Ирландию или чтобы я смотрел на нее, иначе как с благодарностью вглядываясь в историческое прошлое. Эти тени носят имя Эриугены, для которого вся наша история – лишь долгий сон Бога и в конце концов снова приведет к Богу (подобное учение провозглашалось потом в драме «Back to Methuselah»^[2] и знаменитом стихотворении Гюго «Ce que dit la Bouche d’Ombre»^[3]); носят имя Джорджа Беркли, считавшего, будто все мы в неисчислимых подробностях снимся Богу и, если он, как Красный Король, однажды очнется ото сна, небо и земля немедленно исчезнут; носят имя Оскара Уайльда, от чьей судьбы, не обойденной несчастьем и бесчестьем, остались страницы, безоблачные и чистые, как заря и вода. Я думаю о Веллингтоне, который наутро после битвы при Ватерлоо почувствовал, что победа так же чудовищна, как поражение. Думаю о двух великих барочных поэтах, Йейтсе и Джойсе, которые прибегали к прозе и стихам ради единой цели – красоты. Думаю о Джордже Муре, который создал в «Ave Atque Vale»^[4] новый литературный жанр, что само по себе пустяк, но создал его с удовольствием, а это главное. Эти необозримые тени стоят между множеством вещей, которые я помню, и тем немногим, что удалось посмотреть за два-три дня, как всегда, переполненных случайностями.

Самое живое среди этого немногого – Круглая Башня, которой я не видел, но которую нащупывали мои руки и в которой наши благодетели-монахи сохранили для нас от черных времен греческий и латынь, иначе говоря – культуру. Для меня Ирландия – это земля добрейших людей, истинных христиан, одержимых непонятной страстью во всем быть ирландцами.

Я прошел по улицам, которыми бродили и по-прежнему бродят обитатели «Улисса».

Волк

Перевод К. Корконосенко

Подвижный, серый в сумраке последнем,

он оставляет след на берегу

реки без имени, где напоил

он жаждущее горло; эти воды

не умножают звезды. Этой ночью

волк – только тень, которой одиноко

и холодно, она волчицу ищет.

И это в Англии последний волк.

Об этом знают Тор и Один. В доме

высоком, каменном решил король:

волкам не жить. Уж выковано в кузне

тебе на гибель крепкое железо.

Саксонский волк, твое погибло семя.

Жестокость не спасает. Ты – последний.

А через десять сотен лет старик

в Америке тебя во сне увидит.

Грядущий сон тебе помочь не в силах.

Твой след на берегу уже нашли,

сегодня ты в своем лесу обложен,

подвижный, серый в сумраке последнем.

Стамбул

Перевод К. Корконосенко

Карфаген – вот самый очевидный пример оклеветанной культуры: мы ничего не знаем о Карфагене, Флобер не знал о нем ничего, помимо сообщений его врагов, а враги были немилосердны. Не исключено, что нечто подобное происходит и с Турцией. Мы представляем себе жестокую страну: это знание восходит к Крестовым походам – наиболее жестокому начинанию, отмеченному в истории, и при этом до сих пор не разоблаченному. Если подумать, то христианская ненависть была ничуть не меньше столь же фанатичной ненависти ислама. На Западе великие турки-османы до сих пор остаются безымянными. Единственное дошедшее до нас имя – это Сулейман Великолепный («e solo in parte vide il Saladino»)^[5].

Что могу я знать о Турции по истечении трех дней? Я увидел великолепный город, увидел Босфор, бухту Золотой Рог и вход в Черное море, на берегах которого находили рунические камни. Я услышал приятный язык, для меня он звучит как смягченный немецкий. Здесь, вероятно, бродят призраки самых разных национальностей; мне бы хотелось думать, что в гвардию византийского императора входили скандинавы, а позже к ним присоединились и саксы, бежавшие из Англии после битвы при Гастингсе. Неоспоримо, мы должны вернуться в Турцию, чтобы приступить к ее открытию.

Дары

Перевод Б. Ковалева

Звучанье музыки незримой время

преподнесло мне в краткосрочный дар.

Мне дан любви неистовый кошмар

и красоты трагическое бремя.

И знание дано: средь жен чудесных

на свете целом есть всего одна;

дарована вечерняя луна

и алгебра иных светил небесных.

Бесчестие дано. И нет урока,

что выучил прилежней и верней:

руины Карфагена, звон мечей

и бой извечный Запада с Востоком.

И глина мне дана – основа плоти,

язык, что все на свете переврет,

кошмар бесстыдный дан, указан тот,

кто в нас глядит из --">