Елена Геннадьевна Бабинцева - Вековуха. Беляна из рода Рарога

поступать! Я обещал о ней заботиться! Сестра это моя!

— А я — жена! А скоро и матерью буду! Люди уже на нашу избу косятся, да сплёвывают, чтобы их такая судьба не постигла!

Наступила тишина. Брат, конечно, Любомиру не послушается. Но и оставаться в их доме я больше не могла. Если что при родах случится с дитём или роженицей, всё на меня повесят, палками да камнями забьют…

Я поднялась на крыльцо, зашла в избу. Любомира сидела на лавке, обнимала живот и тихо плакала. Брат сидел за столом, мрачный, как туча. Я подошла к нему и села рядом.

— Не печалься, братец. Вернусь к родителям. Пускай люд говорит что хочет. А ты скажи, мол, боюсь за дитё. Пусть пока отдельно поживёт.

Он поднял на меня глаза и взял мои руки в свои намозоленные и натруженные ладони.

— Век твою доброту поминать буду, Белянка.

Я промолчала. Любомира даже не повернулась ко мне.

Собираться я стала, когда солнце уже закатилось за острые пики лесов, чтобы лишние глаза не углядели, куда это сестра у Желана собралась. Но моя поклажа была небольшой: пару рубах, лапти, да пояски, которые сама соткала.

* * *

Минула неделя, за ней другая. Любомира благополучно разродилась двумя крепкими мальчишками. Старейшина деревни нарёк им имена, которые надобно втайне держать, чтоб никто не сглазил. Первые рубашки подарили. Меня на праздник никто не позвал, но оно и понятно. Я там ни к чему.

Когда родители со смотрин вернулись, то серьёзно решили со мной поговорить.

Отец всё мялся, не мог сказать, посматривал на мать, будто искал помощи. И мама, вздохнув, сама заговорила.

— Беляна, нам тут добрые люди посоветовали, что тебе надо во врачевание да ведьмовство податься…

— Угу, добрые люди! Собаки!

— Да погоди, отец, — сурово проговорила мама, — чего сразу ругаешься.

— А потому что собаки и есть! Ты говори! Говори, как нам было сказано! Не можешь?! Так, я скажу!

— Совет только дали, да и только!

— Советы эти… как гвоздь в лапте! — огрызнулся тятя. — Как я кровь свою и из рода выгоню?!

У меня всё внутри оборвалось. Уйти из рода значит уйти из семьи, забыть своё имя при рождении данное… Страшнее участи не придумать. А чтобы ведьмою быть, надо было Богам себя посвятить. Быть, как новорождённый, чистым.

И так было понятно: меня уже давно не привечали в деревне, что я как бельмо на глазу, мешаюсь. Когда беда какая придёт, не приведи Род, я же во всём виноватая и буду.

Я вздохнула и взяла отцовы руки в свои ладони.

— Батюшка, не сердись. Авось, и правда совет хороший. Не люба я здесь больше. Чуть, какая беда, так вековуха мимо прошла, сглазила. Уж сколько раз такое было. Матушка, верно говорит, нельзя мне тут дожидаться неизвестно чего. Уж лучше я сама…

Отец тут расплакался и крепко меня обнял. Они добра мне хотели. Не может родитель смотреть, как его дитё казни придают. А так хоть жива буду. Смогу издали глядеть, как деревня живёт, а может когда и лекарством помогу, хворь отгоню да заговорю урожай от сглаза.

Ведьма, которая нынче в лесу у нас обитала, тоже вековухой была. Да только давненько это было. Тогда то была старуха седая, но почитаемая и уважаемая. Много тайн она ведала, с духами да нечистью лесною знается. Любую беду может отвести. Может, и от моего недуга лекарство будет. Всё ж лучше, чем здесь…

Рано поутру в наш дом постучались. Мать наскоро накинула платок на голову и пошла открывать. На пороге стояла высокая фигура, затянутая в тёмный платок. Ведьма вовсе не была сухой да скрюченной старухой. Она была высокой женщиной с пронзительными зелёными глазами, седыми волосами, убранными в косы, на лбу ремешок с неизвестными мне знаками, на шее множество амулетов, на поясе мешочек с травами, в руках посох простой.

Ведьма обшарила избу взглядом, и её глаза сразу зацепились за меня, хоть я и старалась делать вид, что сплю. Она усмехнулась и проговорила.

— Соберите девку. Вещей дайте тёплых. Амулетов чтоб никаких из дома не брала. Она теперь не ваша. Род-то, какой у вас?

— Рароговичи мы… — растерянно проговорила мать.

— Это хорошо, — кивнула ведьма и на этот раз окликнула меня. — Эй! Нечего лежать. Собирайся. Путь неблизкий.

Отец сразу же оказался рядом со мной.

— А, может, можно…

— Нельзя, — грубо оборвала женщина. — Дочь-то ваша сколько уже натерпелась? А сколько ещё натерпится? Люди добрые болтать могут, а думают опосля. Нечего тут рассуждать. Девке со мной будет лучше. Опять же мне --">