Густав Эмар - Сурикэ

снисходительностью.

Этот почтенный сержант носил благозвучное имя Ларутин и приехал в Канаду всего месяца два тому назад, хотя и воображал, что знает всю Америку лучше кого бы то ни было.

Товарищ его составлял с ним полнейшую противоположность.

Это был высокий молодец, шести футов четырех дюймов ростом и неимоверной худобы; его кожа, огрубевшая от солнца, ветра, дождя, холода и жары, приняла кирпичный цвет и буквально присохла к его мускулам, твердым как железо и натянутым как веревки.

По-видимому, этот человек был еще молод, в возрасте от 25-ти до 30-ти лет самое большее. Его черты напоминали нормандский тип во всей чистоте, его маленькие, словно буравчиком просверленные глазки, глубоко скрытые под дугообразным навесом бровей, блестели умом и честностью; у него была изжелта-белокурая борода, волосы которой местами перепутались с красновато-рыжими беспорядочными прядями волос на голове, и этот рыжий цвет придавал его чертам выражение упорной энергии и могучей воли, которое так резко обозначено на морде льва.

Этого человека звали Жак Берже, но он почти забыл это имя; он больше был известен под прозвищем Бесследный, данным ему ирокезами за легкость походки и за неподражаемое умение скрывать свои следы, проходя степью. Этим славным титулом он немало гордился.

Бесследный, которого мы так и будем называть, был канадец, родом из города Трех Рек, родители же его были нормандцы, уроженцы маленького прелестного городка Флер-де-Лориса; он считался искуснейшим охотником, хитрейшим разведчиком, а главное — опытнейшим из бегунов по лесам во всей Новой Франции.

Генерал Монкальм, незадолго до того приехавший в Америку, чтобы принять начальство над армией вместо несчастного Диеско, отменно уважал канадского охотника; он оказывал ему всегда полнейшее доверие.

Костюм, усвоенный Бесследным, не оставлял никакого сомнения насчет его занятий; этот замшевый костюм представлял странную смесь индейской и европейской моды.

Кроме длинного ружья, у него был еще топор вроде томагавка гуронов или ирокезов, ножик или, скорее, клинок с лезвием в 23 дюйма длины и 5 дюймов ширины, мешок для пуль, пороховница из буйволового рога и ягдташ из кожи карибу, наполненный провизией и несколькими ценными вещами, составляющими все его богатство.

История этого человека не длинна, но ужасна.

Ему было не более семи лет, когда все его семейство, состоявшее из отца, матери, пяти братьев и четырех сестер, было захвачено шайкой ирокезов, подвергнуто гнуснейшим мучениям, скальпировано и наконец убито с неслыханной, утонченной жестокостью.

Жак Берже каким-то чудом спасся от этой ужасной бойни; он сам не умел хорошенько рассказывать, как это случилось, он помнил только, что ему удалось с величайшим трудом и после множества лишений, руководствуясь одним инстинктом, добраться до Мехиллимакмака, где бедный сиротка, умирающий от голода и усталости, был принят сострадательными гуронами.

С тех пор Жак Берже остался навсегда в племени своих спасителей, любя и уважая их, как своих.

С возрастом ненависть его к убийцам своих родных перешла в какое-то хроническое бешенство; возмужав, он стал думать только об одном: как бы отомстить ирокезам да придумать месть самую ужасную, чтобы нанести им как можно больше зла; он всюду выслеживал их один, он объявил им войну не на жизнь, а на смерть. Встречаясь с ними, он без колебаний нападал всякий раз на них, каково бы ни было их число.

Вскоре он нанес им такие чувствительные потери, ни разу не попавшись ни в одну из устроенных ему засад, что ирокезы начали чувствовать к нему суеверный страх; одно его имя нагоняло на них трепет, тем более что, сколько ни пытались они застичь его врасплох, всякий раз не они его, а он их настигал неожиданно и избивая без жалости.

Таковы были двое мужчин, стоявших 25-го июля на берегу реки Св. Лаврентия и присматривавшихся к ее течению.

В ту минуту, когда мы их встретили, они оживленно разговаривали.

— С вашего позволения, Бесследный, — говорил сержант, возражая, должно быть, на какое-нибудь замечание охотника, — не в обиду будь вам сказано, если бы вы не были чем-то вроде дикого, то вы поняли бы, что некая середина между человеком и обезьяной, именуемая гуроном, отправившаяся из Квебека четыре часа спустя после нас, не может никоим образом проплыть по реке две мили выше того места, где мы в настоящий момент обретаемся, и вернуться назад сюда, чтобы взять нас в лодку в --">