Джеймс Фенимор Купер - Избранные сочинения в 6 томах. Том 2

^[2]в этой богоспасаемой лесной стороне? Я уж не говорю про рыбу — ее здесь и в помине нет.

— Что ж, здесь тоже бывают нешуточные бури, это видно с первого взгляда. А лесные звери — разве их сравнить с рыбами!

— Это как сказать, — заявил дядюшка с непререкаемой авторитетностью бывалого матроса. — Чего нам не порассказали в Олбани ^[3]про хищных зверей и что будто мы с ними столкнемся, а ведь нам не попалось ничего такого,

что испугало бы даже тюленя. Я так полагаю, что никакие дикие звери не могут сравниться с акулой южных широт.

— Посмотрите-ка, дядюшка! — воскликнула племянница, которую больше занимала величественная красота бескрайнего леса, чем доводы ее почтенного родственника. — Вон там, над верхушками деревьев, вьется легкий дымок. Неужто здесь люди живут?

— А ведь верно! — подтвердил старый моряк. — Дым говорит о присутствии людей, а это стоит тысячи деревьев. Надо показать его Разящей Стреле — с такого дикаря еще станется: проскочит мимо гавани, так ее и не заметив. Там, где дымок, должен быть и камбуз ^[4].

И дядюшка, вынув руку из кармана, тронул стоявшего рядом индейца за плечо и показал ему на чуть заметный виток дыма, который вырывался из лесной чащи примерно за милю от них и, расплываясь почти невидимыми струйками, бесследно исчезал в дрожащем воздухе.

Тускарора был одним из тех внушительного вида воинов, которые чаще встречались среди коренного населения страны в прошлом веке, нежели в нынешнем; он достаточно терся среди колонистов, чтобы познакомиться с их обычаями и даже языком, но почти не утратил первобытной величавости и естественного достоинства, присущих вождям индейского племени. К старому моряку он относился дружелюбно, но с заметной сдержанностью, ибо индеец, встречавшийся с офицерами на военных постах, где бывал частым гостем, не мог не понимать, что перед ним лицо подначальное. От невозмутимой замкнутости тускароры веяло таким сознанием своего достоинства, что Чарльз Кэп — ибо так звали нашего моряка — не решался даже в минуты безудержного бахвальства обращаться с индейцем запанибрата, хоть их путешествие длилось уже больше недели. Но сейчас этот дымок, курившийся над лесной глухоманью, так же взволновал моряка, как, бывало, внезапное появление паруса в море, и впервые за время их знакомства он отважился тронуть индейца за плечо.

Зоркий глаз тускароры сразу же различил в воздухе колечки дыма. С минуту он стоял, слегка привстав на носки и раздувая ноздри — точь-в-точь олень, почуявший в воздухе смутную угрозу, — и вперив в пространство недвижный взгляд, словно ученый пойнтер, ждущий хозяйского выстрела. Потом, опустившись на пятки, издал чуть слышное восклицание, столь же характерное для индейца, как и его воинственные вопли; больше он ничем не выдал своего волнения. Лицо его сохраняло неподвижность маски, и только быстрые черные орлиные глаза внимательно обшаривали лиственную панораму, точно стараясь не упустить ничего заслуживающего внимания. И дядя и племянница понимали всю опасность предпринятого ими путешествия по нехоженым, диким местам, но ни тот, ни другая не могли судить, добро или зло вещает им эта неожиданная близость человека.

— Где-то здесь охотятся онеиды или тускароры, Разящая Стрела, — сказал Кэп, называя своего спутника-индейца его английским именем. — Неплохо бы к ним присоединиться. Эх, соснуть бы ночку на удобной койке!

— Вигвам нет, — ответил Разящая Стрела с обычной невозмутимостью. — Слишком много дерево.

— Но должны же здесь быть индейцы. Может, кто из ваших старых земляков, мастер Разящая Стрела?

— Не тускарора, не онеида, не мохок — бледнолицый!

— Черта с два! Ну, знаешь, Магни, такое даже моряку не сморозить. Мы, старые морские волки, носом отличаем дух матросского табачка от солдатской люльки или логово неопытного новичка от койки заправского матроса; но даже старейшему адмиралу во флоте его величества не отличить по дыму из камбуза королевское судно от простого угольщика.

Мысль, что где-то по соседству в этой глуши обретаются человеческие существа, взволновала его прелестную спутницу; румянец еще живей заиграл на ее свежих щечках и глаза заблестели; но и она растерянно повернулась к своему родичу и сказала нерешительно (обоим им не раз приходилось дивиться необыкновенным познаниям тускароры, его, можно сказать, вещему инстинкту):

— Огонь --">