Александр Елисеевич Ильченко - Козацкому роду нет переводу, или Мамай и Огонь-Молодица

Александр Ильченко КОЗАЦКОМУ РОДУ НЕТ ПЕРЕВОДУ или МАМАЙ И ОГОНЬ-МОЛОДИЦА

Украинский озорной роман из народных уст

Перевод с украинского Арсения ОСТРОВСКОГО и Георгия ШИПОВА

Песни и стихи,

набранные в книге курсивом,

написал для этого романа

(в годы 1944–1957)

МАКСИМ РЫЛЬСКИЙ

Вечно живой памяти АМВРОСИЯ БУЧМЫ, человека, коммуниста, властителя дум: он не умер и не умрёт, — ведь козацкому роду нет переводу

Запев

Малость — про украинский характер

Над крутоярой глубью, над берегом Днепра-Славуты, над скалами порога Ненасытца застыл в раздумной думе всадник…

Всё там ревело внизу, выло, неслось меж каменных громад, а тот недвижный козачина и сам, казалось, был вытесан из камня.

Но вдруг, тронув вороного белогривца, словно бы ожив, ринулся козак в неистовую воду, на левый берег (не с острова ли Чертомлыка, где была тогда Сечь) и поплыл на коне, прямиком, через быстрину, а Днепро, вырываясь из теснины на простор Низовья, кипел и бесновался меж чёрных камней, отколь живым не уйти ничему живому.

Чуть различимый в молочной кипени — дальше и дальше, то всплывал, то скрывался под водой тот нестрашливец, и что-то грохотало над водовертью, заглушая даже рёв порогов: то колотилось козаково сердце, так что гудели берега Днепра.

1

Було колись на Вкраïнi…

Було колись?

А було-таки!

…Ведь и наш бог не убог.

Ведь и мы не лыком шиты!

Ведь и нас, Химка, людьми почитают…

Что горьковатую ягодку зимней калины, разжевав эту истину, сядем, друг читатель, рядком да поговорим ладком.

Однако… начнём нашу ироничную повесть, начнём издалека.

Ибо не согласны мы, панове товариство, с теми просвещёнными филосóфами, риторами и аудиторами, что уверяли когда-то, будто естественное уважение к поре минувшей есть, мол, небрежение к поре нынешней, — хотя, разумеется, и не всё давнее непреложно славное!

А дабы в том убедиться, что и в старину бывало славное и неславное, не убоимся, мой суровый читатель, ни риторов, ни аудиторов, ни ретивых филосóфов, — ведь, войдя в задор, доброй братчиной, миром, и чертей лупить легко! — начнём, приступим:

— Господи, благослови!

2

Когда господь бог, начисто лишённый юмора, так неосмотрительно сотворил людей и пустил их на землю, он сразу же приметил, что делают люди совсем не то, чего хотелось бы творцу, и, ей-богу же, можно было ему тогда посочувствовать: то же, верно, испытывает неопытный драматург, увидев на подмостках своё первое творение, ибо действующие лица и исполнители всегда и всюду — в любой драме или комедии и даже в обыденной жизни — делают совсем не то, что делать им надлежит.

Первыми прогневили бога своей непредуказанной любовью Адам и Ева, затем что в делах любовных сторонний глаз, даже всевидящее око самого творца, никогда не найдёт ни складу, ни ладу, ни малейшего смысла.

Но вовсе не любовь оказалась в житье-бытье людей самым страшным прегрешением. Осердясь на ослушников, а может, просто завидуя сладким утехам любви (ведь сам он того не умел), творец додумался не сразу, что все беды рода человеческого начались именно в ту смутную минуту, когда Каин, первенец Евы, коварно порешил своего меньшого брата, ибо с тех пор сварам и усобицам на грешной земле нет угомону и по сей день, — и было бы уж вовсе худо, кабы не утешала человечество вечно живая надежда: придёт же, чёрт возьми, придёт наконец такая пора, когда уж не одолеет, как говорят у нас на Украине, не одолеет Каин Абля: тупа сабля.

3

А покуда саблю свою Козак Мамай, что ни день, вострил. Вострил что ни день и тупил что --">