Джерри Старк - Пять писем к Сяо Хэ

флаги, одеяния и цветы в жалкую, грязную мешанину мокрых тряпок и поникших листьев. Я вытерпел несказанные мучения, словом, делом и видом подтверждая: я не намерен покидать дворец и пределы Сяньляни, и никакая сила в мире не заставит меня это сделать. Я был на пиру в честь погребения императора прежнего, присутствовал на торжествах в честь восхождения на трон императора нового, зная — рано или поздно моя самонадеянность будет замечена. Хорошо бы со мной пожелали сперва побеседовать, а не прислали гвардейцев с приказом сопроводить ничтожного Юйхуаня к северным границам.

Я просчитался, драгоценная Сяо. Правда, ко мне прислали не обычных дворцовых стражников, а гвардейцев, возглавляемых лично молодым военачальником полка Левого Крыла, Чэн Ляном. Ближайшим другом и сподвижником наследного принца Фаня, который ныне именовался новым Сыном Неба, императором Фэн-ди. С оглядкой и шепотом поговаривали, якобы дружба между принцем и военачальником столь крепка, что в скором времени следует ожидать вступления Чэн Ляна в императорскую фамилию. На правах законного супруга прекрасной Фэй — а неприступная и недоступная принцесса ничуть не против намерения брата отдать ее руку и сердце своему преданному стороннику. Коего отличает и украшает несомненная отвага в бою, таланты стратега и то, что обходительно именуется безыскусной воинской прямотой. По мне, так это полнейшее пренебрежение требованиями этикета и пагубное отсутствие надлежащего воспитания. Впрочем, чего еще ожидать от отпрыска деревенского старосты и выкупленной певички из веселого дома?

Доблестный Чэн начал свой визит с громогласного удивления тем обстоятельством, что я все еще здесь. Со всем полагающимся смирением я выразил недоумение: где еще мне пребывать, как не здесь? На что мне было предложено взобраться на гору Лишань и прыгнуть оттуда в пропасть, совершить извращенное прелюбодеяние с девственной ослицей и покончить с жизнью весьма затруднительным способом — причем проделать все это одновременно.

Проявляя свойственную мне скромность, я пропустил образчики казарменного остроумия мимо ушей, поинтересовавшись, что на самом деле угодно почтенному гостю от моей ничтожной особы.

— Чтобы ты убрался отсюда, — без всяких околичностей заявил господин военачальник. — Принц Фань… то есть тьфу, Сын Неба Фэн-ди не желает твоего дальнейшего присутствия.

— Предписание дворцовой канцелярии, пожалуйста.

Не знаю, что удивило нашего храброго военачальника более: то, что я не бросился ему в ноги, умоляя сменить гнев на милость, или то, что я потребовал у него письменный приказ о моем удалении от двора. Чэн Лян открыл рот, закрыл, одарил меня взглядом разъяренного дракона, из чего следовало — приказа у него нет и не было. Он просто решил оказать любезность другу. Или высокорожденной невесте.

Первый ход остался за мной, но торжествовать я не спешил. Продолжил беседу, стараясь, чтобы тон мой был спокойным и сдержанным, а слова звучали достаточно кратко и просто для разумения гостя. Верю, драгоценная Сяо, ты справилась бы с этой непосильной задачей куда лучше меня. Я растолковал превосходительному болвану в золотом шлеме, что личное пожелание императора, высказанное в частной беседе, при всем благоговении подданных перед Сыном Неба, еще не является указом к немедленному действию. Что в благословенной Сяньляни многое совсем не таково, как кажется на первый, неопытный и неискушенный взгляд, привыкший к суровой воинской простоте лобовых атак и обходных маневров. Молодому императору и его новым приближенным понадобится не один день и даже не один месяц, дабы постичь надлежащие тонкости управления Поднебесной и тем маленьким мирком, что носит гордое название императорского двора. Закончил я свою речь тем, что подчеркнул всю негодность торопливых и ошибочных решений — и приведя красочные примеры того, к каким ужасным последствиям эти решения привели.

Чэн Лян сел. Снял шлем в виде оскаленной головы тигра с изумрудными глазами и положил рядом с собой. Заявил, что вполне мог бы выкинуть меня из покоев силой, но сперва предпочтет выслушать. Мол, хоть это его позабавит, а то на время всеобщего траура по усопшему императору высочайше запрещены даже самые невинные из развлечений.

Мысленно я добавил на свою чашу весов еще одну золотую монету. Мой собеседник был заинтересован, самоуверенно полагая, что имеет надо мной немалое --">