Джерри Старк - Пять писем к Сяо Хэ

соизволили снизойти до краткой беседы, из коей я узнал лишь то, что мне было известно и прежде.

Драгоценнорожденная госпожа Фэй склонна прислушиваться к чужим наветам, ошибочно полагая меня источником всех бед своего почтенного отца. Мол, я подаю ему дурные советы и скверно на него влияю, а мое развратное поведение заслуживает всеобщего порицания. Вот будь ее воля… Мое развратное поведение, как же. Нефритовая принцесса, истинная дочь своего отца, очень ловко делает вид, будто понятия не имеет об истинном положении дел. Его величеству Гао-ди вздумалось позабавиться. Среди множества молодых людей, обитающих во дворце, он невесть по каким причинам избрал для своих утех меня. Моего согласия никто не спрашивал — да кого оно интересовало, мое согласие? Мне даже дали новое имя взамен прежнего, показавшегося моему господину слишком зарядным. Юйхуань, Яшмовый Браслет, так мне теперь надлежало зваться — и так всем следовало обращаться ко мне.

Однако принцесса показалась мне тщательно скрывающей беспокойство. Я ушел от нее, пребывая в твердом убеждении: буря близится. Может статься, уже сегодняшней ночью все переменится.

Я не угадал. Все изменилось через два дня и три ночи. В Сяньлянь примчался в полном составе полк Левого Крыла во главе с наследным принцем Фанем, и наш прекрасный мир рухнул. Император Гао-ди, правивший страной двадцать лет без малого, умер. Отошел во сне из-за недостаточной заботы придворных лекарей о его яшмовом здоровье, как было объявлено во всеуслышание. Разумным этого хватило, чтобы не задавать лишних вопросов. Принц Фань начал свое правление с того, что приказал на всякий случай казнить старшего дворцового лекаря и пятерых его помощников-учеников. Что и было проделано в крайней спешке и без положенного тщания.

Безмерно скорбящие почтительные сын, дочь и овдовевшая императрица в окружении стенающих приближенных принялись хоронить усопшего государя, супруга и родителя.

О церемонии похорон ничего дурного не скажу. Она была безупречной. Соответствующей канонам, традициям и установлениям со всеми поправками. В дворцовых садах срезали под корень все хризантемы и азалии, дабы усыпать лепестками дорогу погребального шествия. От запаха горящих благовоний падали замертво пролетающие в небесах дикие голуби. Обыватели поголовно облачились в траурные одеяния и выли от горя, десятками и сотнями сжигая на алтарях бумажные подношения духу усопшего Сына Неба. Хорошо, что дело ограничилось только горелой бумагой: я читал, в былые времена во время похорон императоров частенько палили целые города с пригородами.

От меня ожидалось, что на время торжеств я затаюсь, подобно испуганной ящерице под камнем, и постараюсь никому не напоминать о своем недостойном существовании. Когда же гроб с телом императора поместят во временном мавзолее, ничтожный Юйхуань соберет вещички и тихонько оставит пределы дворца. Не дожидаясь, пока его вышвырнут из занимаемых покоев крепким пинком под зад.

Мне совершенно не хотелось быть выброшенным на улицы нашей блистательной столицы. Ты верно подметила, дорогая Сяо: жизнь во дворце ослабляет душу и разлагает тело. К сожалению, мне не даровано той твердости характера, какой всегда отличалась ты. Я хотел остаться. Более того, я страстно желал и далее пребывать здесь, в этом уютном гнездилище секретов и подковерных наветов, глубокомысленных намеков и бесконечных сплетен из уст в уши. Мое тщеславие было согласно удовлетвориться скромным местом при дворе и возможностью быть хоть отчасти причастным к жизни за лаковыми ширмами императорского дворца.

Нам с детства внушали: в книгах заключен ответ на любой вопрос, даже не заданный и самый заковыристый — нужно лишь знать, что именно ты желаешь отыскать. У хранителя библиотек я выпросил свиток с подробнейшим уложением росписи погребальной церемонии Сына Неба и точнейшим указанием того, в каком порядке должны следовать придворные чины. В том числе и я, советник гармонии, ибо таково было мое жалованное звание, заверенное грамотой с печатью императорской канцелярии. В надлежащий день и час я занял место в шеренге придворных. Делая вид, будто уши мои не внемлют озлобленному шипению за спиной, а глаза не замечают раздраженных взоров. Я честно отшагал долгий путь от стен дворца до мавзолея и обратно. Моя скорбь по ушедшему императору была искренней и неподдельной — особенно когда зарядил дождь, превращая --">