Владимир Алексеевич Рыбин - Навстречу рассвету

тянуть за уши людей из прошлого в настоящее. Если уж тянуть, так вместе со всем, что их окружало, вместе с жизнью, в которой они рождались, страдали и умирали…

К сожалению, людей, лишенных чувства меры и времени, немало. Убаюканные мирными годами, они судят предков за то, что предки порой бывали грубы. А надо бы удивляться другому. Взять, например, Ерофея Павловича Хабарова. В эпоху, когда пытка считалась чем-то вроде нынешнего служебного выговора, он проявлял несвойственные своему времени снисхождение к местным малым народам, даже гуманность. Не отнимал, что ему было нужно, а покупал, не убивал строптивых, а пытался убедить их… Или взять дальневосточных партизан. В отличие от своих противников они не издевались над пленными. Наказывали врагов, как того требовала революционная законность, но не наслаждались мучениями наказуемых. Тем, кто живет и борется ради светлого будущего своего народа, свойствен гуманизм…

— А японцы как себя вели? — спросил я у Вагина.

— Вместе с белыми зверствовали, одинаково. Коварны они. То все о мире говорили — «пожалела, пожалста», чтобы мы, значит, уши развесили. А потом выступили…

«Коварны» — точнее определения, пожалуй, не подберешь. Когда в 1920 году партизаны прижали японцев, те закричали о нейтралитете. Но вскоре напали на партизан. Когда их разбили, они сделали вид, что страшно обиделись, и в качестве компенсации за поражение объявили о присоединении к Японии острова Сахалин и об оккупации чуть ли не всего Дальнего Востока. «После событий в Николаевске-на-Амуре считает себя японское императорское правительство вынужденным следующие приказы, которые японские интересы в Приморской и Амурской областях защищать могут, издать, — витиевато писало в своем приказе военное министерство Японии… — Мы рекомендуем вышеуказанную территорию на три части, три военных округа разделить… Общие интересы японского императорского правительства требуют, чтобы оккупация в скором времени в полном объеме была проведена…»

Как же похожи друг на друга все апологеты «гуманных агрессий»! Японское правительство под предлогом защиты нескольких сот японцев слало тысячи своих солдат на русский Дальний Восток. И число жертв этого вторжения уже никто не считал. Полвека спустя точно так же поступали американцы во Вьетнаме. Да и сколько еще раз повторялось это и французами, и англичанами, и теми же американцами и до и после Вьетнама! Дипломаты, не морщась, произносили вкрадчивые речи, генералы делали вид, что страшно сердиты не «жестоких аборигенов». И те и другие лисой уходили только от одного решения: если уж так дороги затерявшиеся на чужбине соплеменники, так вывезти их оттуда — и дело с концом. Вывозить никто не желает. Наоборот, ввозят все новых и новых и кричат, прямо-таки визжат, пытаясь словесной трескотней заглушить треск пулеметов…

Такое уж место — музей: трудно в нем заинтересованному человеку оставаться спокойным…

Николаевск — старейший из амурских городов. Это город судоремонтников и речников. Но главные здесь, пожалуй, рыбаки и рыбообработчики. К ним-то я и решил отправиться на другой день. Подтолкнула меня к этому решению местная газета «Ленинское знамя». Я купил ее в киоске, открыл, прочитал первую лопавшуюся на глаза фразу и… ничего не понял: «На заездке волны бились о бедро и гасли в способе. Сквозь щелистый пол на глаголи был слышен плеск воды…»

Вот тогда-то и зажглось во мне желание своими глазами увидеть загадочную «глаголь», добраться до рыбачьего «способа». Вечером пошел к дежурной по гостинице, и она посоветовала съездить на заездок в Озерпах. Это меня вполне устраивало, ибо на карте поселок Озерпах значился как раз там, где Амур выходит в гигантский Амурский лиман, отделяющий от материка остров Сахалин.

На другой день пришлось вставать пораньше. В Москве куранты еще только били полночь, когда озерпахский автобус взял старт в Николаевске и помчался навстречу рассвету. Пока тянулись городские окраины, я дремал, сидя у окошка. Но потом забыл и о московском вечере, и о николаевском раннем утре: автобус бежал по склону сопки, медленно разворачивая синий неровный горизонт за сверкающим зеркалом Амура.

— Красиво у вас, — сказал я соседке по креслу, досматривавшей свои утренние сны.

— Что? — встрепенулась она. Огляделась и сказала спокойно: — Это что, вот за Каменкой будет!..

За деревней Каменкой автобус сбежал с --">