Николай Александрович Северин - Слезы в оленьих пузырях

тогда…

— Правильно, товарищ…

Вейнбаум хлопнул по плечу рыбака и сунул ему замусоленный сверток денег.

Рыбак деньги брал неохотно:

— Что ты торопится? Ведь не из-за денег тебя спасаю, а жалко, — зря пропадешь, а человек ведь не муха, не комар…

Не знает Вейнбаум, что он белогвардейцами оценен в мешок сахара или два мешка крупчатки. Дешев человек — дороги продукты… Торопится рыбак домой, лихорадочно помогает Параня выбирать самоловы и переметы.

С полдня отправились домой. С попутным ветерком на парусах к вечеру подкатили к Туруханску.

Еще за десять километров перед Туруханском завернул в мережи рыбак Вейнбаума.

— Лежи спокойно: мы тебя из лодки вывезем на лошадях…

Лодка ткнулась носом в берег. Параня выскочила и бегом помчалась домой. Быстро запрягла лошадь в дроги и приехала на берег. Завернутый в сетях Вейнбаум сам перешел из лодки на телегу и свернулся калачиком.

Сзади Вейнбаума на дроги поставили кадушку с рыбой, и рыбак старательно крепкими узлами привязал веревкой Вейнбаума к кадушке.

— Но, но! — крикнул рыбак на лошадь. — А ты, Параня, останься… Вымой лодку… Мы дома с матерью управимся.

Параня выскребла грязь из лодки, выполоскала ее и бегом прямой тропинкой побежала домой.

На столе шипел самовар. Мать у растопленной печки жарила мясо.

— Что, отец разве не приехал? — крикнула Параня матери.

— Нет еще, — подливая масло на сковороду, ответила мать.

Параня испугалась: „Что-то случилось по дороге“…

Бросилась на дорогу встречать отца. Подводы не видно. Подбегая к монастырской ограде, услышала крики.

По голосу узнала Вейнбаума. Его били в сарае казаки. Отца увидела у монастырского амбара, где он деловито увязывал впереди кадушек полмешка сахара и мешок крупчатки.

Параня дальше плохо помнила, как схватила кирпич и ударила по голове отца. Отец солено-смолевым кулаком сбил ее с ног, бешено пиная ногами.

В ту же ночь в сарае избитого Вейнбаума повесили…

Избитую Параню с монастырской ограды притащила мать, но отец не пустил в избу:

— Пусть подыхает, не дочь мне она.

В избушке у тетки выхаживали от смерти заболевшую Параню.

Еще не совсем оправилась Параня, как отряд Красной армии вышиб казаков. Отец, выбрав удобную минуту, заявился к ней:

— Если скажешь — убью.

Запуганная девушка хранила тайну до 1929 года.

На партчистке в Туруханске она выступила:

— Мой отец, Пономарев, вступивший в партию в 1921 году, предал казакам Вейнбаума в 1919 г. Когда он привез продукты, полученные за предательство от казаков, он сказал матери:

— Принимай продукты, на „золотую рыбку“ все выменял…

ОГНЕННАЯ БАБА

Третьи сутки дымится пурга. В свисте ветра воют собаки. За полярным кругом стелется на тысячи километров снежная пустыня.

В чуме Турана вместо веселого огня белеет на пепелище куча снега.

Без костра в чуме — как в мерзлой яме: холодно и безжизненно. В оленьих шкурах лежит больное семейство Турана. Больные ворочаются, чешутся; от беспрерывного чесания кожа ободрана, и выступили кровяные пятна. Собаки подскакивают к лежащим и слизывают кровяную харкотину больных. Пряди волос, отделившись вместе с кожей, валяются по чуму. Стон и кашель больных хрипл и густ. От холода и сырости нет тепла в оленьих шкурах. Пурга хочет сделать из чума Турана снежную могилу. Сам Туран еще может приподниматься на колени, прикрывать оленьими шкурами мечущихся в огненном жаре жену и сына, Туран доползает до откидывающейся шкуры чума. Снежный вихрь слепит глаза.

Обтирает Туран снегом воспаленное лицо. Легче. Но скоро опять начинается жар. Кажется Турану, что загорается чум и влетает в него женщина с длинными, вьющимися, золотистыми волосами. Так представляет Туран себе оспу, так поют о ней легенды.

Если явится она к больному в красной одежде, то он не умрет. Кажется Турану, что женщина надевает синюю, голубую, желтую и поверх красную одежду.

И слышится голос пурги:

— Сме-е-рть, сме-е-рть Турану, жене и сыну!..

Кричит раненым зверем Туран. Собаки, напуганные голосом хозяина, тоже воют тягуче.

--">