Борис Тарбаев - Бурка

взглянул на меня.

«Простофили мы с тобой! Ведь куропатки-то в ивняке сидят».

Стали мы к тому ивняку подкрадываться: Бурка впереди, я сзади.

Бурка сделает десять шагов, повернёт голову и говорит глазами:

«Сидят, на одном месте сидят – жирные...»

Совсем близко подошли мы к ивняку, остановился я и приготовился стрелять. Бурка струной вытянулся, нос и глаза на куропаток нацелил. Легавые собаки, которые медали получают на выставках, стойку на дичь делают. Какой-нибудь сеттер или пойнтер, перед тем как куропатку из куста выпугнуть, поднимает переднюю ногу. Бурка на выставках не был, потом никакой он не сеттер и не пойнтер, а самая обыкновенная лайка. Переднюю ногу он не поднимает, он поднимает ту, которую удобнее.

«Гвах! Гвах! Охо-хо-хо! – захохотали куропатки, взлетая. – Видели мы вас, видели! Теперь снова поищите нас!..»

Бах! – выпалил я из одного ствола. Бах! – из второго.

«Ай! Ай!» – завизжал Бурка.

«Ох! Ох! Подальше от вас, подальше!» – орали куропатки, что есть мочи размахивая крыльями.

Бурка рыскал по кустам, искал добычу, но ничего не нашёл. Подбежал ко мне, посмотрел в глаза:

«Подкрадывались?»

– Подкрадывались.

«Стреляли?»

– Стреляли.

«А где же добыча?»

Развёл я руками:

– Промазал. Тут уж ничего не поделаешь, пойдём в лагерь суп с говяжьей тушёнкой есть.

Бурка отвернулся и повесил хвост поленом: «И чего это мы пошли за куропатками, если ты стрелять не умеешь, был же тюлень...»

– Да ну тебя, ворчуна. Ты, видно, брат, стареешь, – сказал я ему.

Бурка, не поднимая хвоста, побежал вперёд и ни разу не оглянулся.

С тех пор мы стали дуться друг на друга.

Спустя неделю оленеводы подарили нам молодого песца. Был он как котёнок и смотрел на всех печальными глазками, уговаривал: «Вы меня не трогайте, а я уж вас никогда не трону».

Сидел щенок на цепочке возле палатки. К нему подошёл Бурка и показал зубы.

– Что, разве не нравится зверушка? – спросил я.

Бурка холодно взглянул на меня, наморщил нос: «Мерзкий песец, и пахнет от него мерзко. Все песцы мерзкие».

– Ладно, – сказал я, – любить не люби, и трогать не трогай – он маленький.

Бурка на мои слова и ухом не повёл. Посмотрел песец на Бурку, и растаяло у него сердечко: родню он ему напомнил – у родни ведь тоже четыре лапы и пушистый хвост. Тихо подкрался малыш к Буркиному хвосту и робко дёрнул. Пса как будто электрическим током пронзило – затрясся весь. Гневно взглянул на меня:

«Вот до чего я дожил, уж и песец стал меня оскорблять. И всё по вашей милости...»

Встал он и пошёл прочь; хвост по земле волочится. Я-то знал, о чём он в этот момент думал: «Ненавижу я этих песцов! Ненавижу!»

Совсем испортились наши отношения с Буркой. А тут ещё приключилась история с гусем...

Жил в нашем лагере дикий гусь, мы его поймали птенцом. Когда он подрос, придумали ему имя: Петька. Это был очень важный и умный гусь. По утрам он степенно провожал нас умываться и тоже барахтался в воде; днём ходил вместе с поваром собирать ягоды. Правда, ягоды собирал не в лукошко: он рвал их клювом – и проглатывал. Увидел Петька Бурку и удивился. Шею вытянул, насторожился:

«Га! Га! Откуда взялся жёлтый пёс?»

– На самолёте прилетел, – объяснил я Петьке, – очень прошу тебя любить его и жаловать.

«Жёлтого пса – никогда!» – прогоготал гусь и удалился в палатку.

Бурка конфузливо завилял хвостом: «Очень важная персона этот гусь, не подступишься к нему».

Я думал, что пройдёт день-другой и они подружатся, да не тут-то было: Петька оказался с характером. Бурку в палатке он не терпел. Сунется, бывало, Бурка в палатку, а ему сразу на пороге: «Прочь, невежа!» Проглотит пёс обиду и уйдет.

Однажды всё-таки не стерпело Буркино сердце. Вошёл он в палатку, и то ли у него дело было настолько важное, что пропустил он мимо ушей предупреждение, то ли просто не слышал окрика, только перешёл гусь от слов к делу: клюнул Бурку в нос.

«У-у-у!.. – заплакал Бурка и рассердился: – Гам! Съем я тебя, задиру!»

Гусь даже на цыпочки поднялся:

«Что?.. Вы слышали?!»

Подхватился Бурка – и ко мне:

«Либо этот гусь, либо я – выбирай».

Почесал я затылок:

– Придётся, брат, терпеть. Сам знаешь, какие они, гуси...

Понурился Бурка. По морде видно, что сильно обиделся. С этого дня стал он спать за палаткой даже в сильный дождь и за завтраком не просил у меня добавки.

Северное лето быстро прошло, и наступила осень. По ночам печальные песни запел ветер: «Скучно мне, очень скучно. Несу я --">