Джон Р. Хейл - Властелины моря

модель афинской триеры с ее сложной, состоящей из трех ярусов, гребной системой. А будучи упомянуто в колонке писем газеты «Таймс», открытие Моррисона приобрело общенациональную известность. Предметом самых жарких споров стала максимальная скорость триеры античных времен.

Энтузиасты-последователи решили сколотить триеру, пусть в уменьшенной форме, прямо в саду у Моррисона, жившего в селеньице Грейт-Шелфорд, в четырех милях к югу от Кембриджа. Мне повезло — я оказался среди тех гребцов кембриджской команды, кто принял участие в ее испытаниях. Мы опустили лопасти весел в пластмассовую ванну, установленную рядом с корпусом триеры. Там же я познакомился и с Джоном Коутсом, королевским судостроителем, который, выйдя на пенсию, проявил интерес к этому проекту. Кончилось все сооружением полноценной, один к одному, копии греческой триеры, по схеме Моррисона и под руководством Коутса. А когда много лет спустя я поднялся на борт триеры «Олимпия» в сухом доке невдалеке от Афин, сел на одну из 170 банок и посмотрел на сверкающую гладь залива, на противоположной стороне которого угадывались контуры Саламина, это стало одним из самых счастливых моментов моей жизни.

Даже по окончании Кембриджа, уже дома, где я занял пост профессора археологии Луисвиллского университета, песнь сирен афинского флота продолжала преследовать меня. Занимаясь раскопками на одной вилле в Португалии, я наткнулся на мозаику времен Древнего Рима с изображением мифологического героя Тесея, легендарного победителя Минотавра и основателя афинского флота. А когда уже в Греции я исследовал руины храма Аполлона в Дельфах, узкие темные туннели, которыми я с трудом продвигался вперед, привели меня к месту, где Дельфийский оракул напророчил знаменитую «Деревянную стену» — туманный намек на будущую морскую мощь Афин и победу греков над персидской армадой при Саламине. Читая лекции в Финляндии, я столкнулся с современными викингами, которые словно бы заново открыли древнегреческую технику гребли, не забыв и о подушечках, в которые упираются ноги. Переплыв за день Балтийское море со скоростью — да-да — десяти узлов, они оказались на высоте легендарных достижений афинских триер.

Но ничего бы из этих разрозненных эпизодов не получилось, если бы не новое появление Дона Кэгена. Весной 2000 года он пригласил меня почитать вместе с ним лекции о «великих сражениях античности» участникам традиционного круиза выпускников Йеля. Сходя на сушу в Марафоне, Фермопилах или Спарте, Кэген рассказывал о сухопутных битвах, и я не мог не вспомнить его блестящие выступления в годы моей студенческой молодости. Ну а я воспроизводил ход морских сражений на палубе нашего теплохода «Клелия-2», когда мы продвигались маршрутами афинского флота — через пролив у Саламина, мимо островов Сибота близ Корфу (где разыгралась схватка, ускорившая начало Пелопоннесской войны), с тем чтобы на рассвете достигнуть Геллеспонта, стратегического морского пути, для завоевания контроля над которым афинянам в свое время пришлось положить столько людей и потерять столько судов.

Во время долгого обратного перелета в Америку я убеждал Кэгена, что, написав популярную версию своей истории Пелопоннесских войн, он окажет людям большую услугу. Идея имела последствия для нас обоих. Несколько месяцев спустя я получил сообщение, побудившее меня приняться за книгу, которую вы держите в руках. Послала его Уэнди Вульф, редактор нью-йоркского филиала издательства «Пингвин». Оно гласило: «Мы публикуем «Пелопоннесскую войну» Дона Кэгена. Автор предлагает нам выпустить также книгу о флоте древних Афин и называет ваше имя в качестве ее автора. Вам интересно такое предложение? По-моему, книга могла бы произвести настоящий фурор».

Да, такая перспектива меня заинтриговала. Более того, она не оставляла меня на протяжении уже более тридцати лет. Но если под «фурором» Уэнди Вульф имела в виду нечто вроде яркой вспышки, которой предстоит вскоре потухнуть, ее ждало разочарование. При личной встрече, состоявшейся в августе, я объяснил ей, что исследовательская часть работы завершена и книга может быть написана в течение года. Вульф осторожно заметила, что, может, лучше рассчитывать на два… а ждать ей пришлось семь лет. Потому что чем пристальнее я вглядывался в картину, тем больше оставалось на ней белых пятен.

Благодаря терпению редактора мне удалось посетить места всех морских --">