Александр Зорич - Превращения

Александр Зорич Превращения

Новелла первая. Туда

– Один билет. Взрослый, – сказала Ириша, приблизив голову к оконцу кассы.

– Один? – переспросили из сумрака. – Точно? У нас дети после года оплачиваются.

– Точно, – Ириша сунула деньги в окошечко, похожее на норку мультяшного мышонка Джерри.

Понятно было, отчего невидимая, но почему-то легко воображаемая кассирша, женщина не бальзаковского, не писал Бальзак о таких, но скорее веркисердючкиного возраста с тусклыми волосами, зализанными бороздчатым полумесяцем гребня, переспрашивала про количество билетов. А вдруг у ног Ириши стоит, рассеянно покачиваясь, сопливый карапузик с лопаткой и ведерком, годиков этак двух, которого она попросту не видит из своей узкой и высокой амбразуры? Надо, чтобы он оплачивался.

Ириша задумчиво поглядела на красный билет и смело шагнула в алебастровые ворота, над которыми полукружила насаженная на проволочный каркас надпись «Зоопарк».

Невдалеке от входа вымощенная тротуарной плиткой дорога разделялась на три, как в русских былинах. Имелся и межевой камень. «Хищники», «Птицы», «Обезьянник» – туда вела правая тропинка. «Жирафы», «Верблюды», «Аквариум» – средняя. «Дирекция зоопарка» – левая.

«Налево пойдешь – себя потеряешь…» – подумалось Ирише.

Она, конечно, пошла налево.

Дирекция занимала благообразно-ветхий особняк, доставшийся ей от дореволюционных отцов-основателей. Все они носили монокли, красивые немецкие фамилии и окладистые ухоженные бороды. К дверям здания вело высокое бетонное крыльцо. Многочисленная лепнина на его фронтоне казалась неряшливой, оплывшей. Да оно и понятно, ведь каждый год ее красили, не потрудившись смыть прежний слой.

Ириша села на лавку и скрестила руки на груди. Поглядела на часы. До начала обеденного перерыва оставалось шесть минут.

Ириша была уверена: Лиля ее видит. Кабинет у нее на втором этаже, рядом с кабинетом директора.

Лиля – секретарша. «Секретарша в зоопарке – звучит как издевательство. Мне никто не верит, когда я говорю!» – жаловалась как-то Лиля.

По ступеням крыльца спустился замдиректора Полянский – за два года, что Лиля и Ириша прожили вместе, Ириша успела узнать весь Лилечкин трудовой коллектив. Несколько раз Ириша даже бывала на вылазках вместе с небогатой зообратией – сосиски вместо шашлыков, корейская морковь, дешевое массандровское пойло. Полянский был полноватым блондином, безосновательно довольным всем подряд – работой, зарплатой, семьей, тремя детьми. Манера общаться у него была своеобразной. Людей он воспринимал лишь как отсветы всепроницающего мерцания великого животного царства.

«Надо же и совесть иметь – опаздывать на сорок минут, коза ты моя камерунская!» – укорял Полянский заспанную Лилю, вваливающуюся в контору в десятом часу.

«Как же это ты, нерпа моя байкальская, письмо от „Гарант-банка“ третий день до директора донести не можешь?» – журил Полянский нерасторопную Лилю.

– А ты что тут делаешь, русская моя выхухоль? – дружелюбно спросил Полянский, оказавшись возле Ириши.

– Как обычно, Лилю жду, – отвечала Ириша с хилой улыбкой выздоравливающей тифозницы.

– А-а… Лили сегодня нет… Заболела.

– Понятно, – кивнула Ириша.

Понятно было, что Полянский врет. Но человек он был симпатичный и незлой, впрочем, как и большинство знакомых Ирише зоологов. Говорить ему резкости не хотелось.

– Я просто посижу… Устала.

– А то может в «Адриану» махнем? Там на проспекте пиццерия открылась, недорогая.

– Спасибо, не хочется что-то.

Полянский ушел, по-балетному широко расставляя носки. А Ириша осталась. Она достала пачку сигарет, каждая толщиной со шнурок, вынула одну, хрустнула поддельной зажигалкой «Зиппо».

Не заболела Лиля. Лиля сейчас заливает сублимированное картофельное пюре кипятком и нарезает плавленый сырок, похожий на кирпичик старинного белого мыла. Иногда поглядывает в окно из-за полосатой занавески, не ушла ли Ириша.

Нет, в глубине души Ириша не верила, что Лиля вдруг раздумает, вернется.

Но знать, что Лиля ее по крайней мере видит, по крайней мере, они рядом, включены в одну игру (одна страдает, другая глумится) – это казалось ей… не то чтобы правильным, но единственно возможным. Казалось, от этого болит внутри чуточку меньше.

«Любовь – это единственный наркотик, которым можно злоупотреблять» – эту формулу Ириша вывела давным-давно и счастливо ей следовала. Теперь она --">