Колин Генри Уилсон - Метаморфозы вампиров

Колин Генри Уилсон

Метаморфозы вампиров

«Вампир… Я — вампир», — нелегкая эта догадка впервые забрезжила у доктора Ричарда Карлсена в полдень 22 июля 2145 года.

В то каверзное утро он опаздывал к себе в офис: прошлый вечер пришлось провести в тюрьме Ливенуорта, штат Канзас (Карлсен занимал там должность советника-криминолога): допрашивал заключенного, только что сознавшегося в пятнадцати убийствах; во всех случаях жертвы — старшеклассницы. С живописаниями насилия Карлсен свыкся, но было в облике Карла Обенхейна что-то глубоко тревожащее, так что Карлсен той ночью не проспал и трех часов. В итоге сон сразил его на обратном поезде в Нью-Йорк. Хотя разве тут наверстаешь: от Канзаса езды всего сорок минут.

Это в свою очередь обернулось выбивающим из колеи инцидентом, пока Карлсен на аэротакси добирался от терминала Нью-Джерси. Такси было обычное: пузырь геля — тонкая желатиновая оболочка, накачанная воздухом и скрепленная мощным силовым полем. Высоты Карлсен не боялся, поэтому не требовал, чтобы пузырь делали непрозрачным: удовольствием было, откинувшись сидеть в прозрачном шаре, провожая взглядом мерно скользящие внизу окрестности.

В одиннадцать, как обычно, над городом косой завесой выстелился дождь: Нью-Йоркское Бюро Климатического Контроля исправно насылало его в это время по средам. Капли, тарабаня по оболочке пузыря, взбрызгивали радужными фонтанчиками, теряя поверхностное натяжение. От влажно-перламутрового мерцания у Карлсена отяжелели веки и он, расслабившись, приткнулся головой к стенке шара, на ощупь обычно прочной, как гибкая сталь, только сейчас почему-то слегка податливой — видимо, сказывается как-то эффект радуги. Секунда, и Карлсен встряхнулся от мягкого толчка, словно пузырь сшибся с комом ваты; оказывается, столкнулся с другим такси. Не успев отняться от стенки, Карлсен невольно вдавился в нее затылком, — условный сигнал к перемене направления, отчего шар отплыл вбок, все равно, что автомобиль на шоссе, перестроившийся не на ту полосу. Взглядом уловив в другом такси рассерженное багровое лицо, он виновато воздел руки: мол, извиняюсь. Тот шар был поменьше (а значит и подешевле), чем у Карлсена, и его уже относило прочь импульсом столкновения, словно ударом ракетки. И вдруг шар дрогнул, останавливаясь, после чего, на удивление быстро, стал набирать скорость в его сторону (было видно, как пассажир нажимает на противоположную стенку — сигнал сменить направление). Шар налетел пушечным ядром, грянув так, что сферическая поверхность его, Карлсена, шара прогнулась. В этот миг, буквально в нескольких дюймах, выявилось лицо скандалиста: круглое, глаза навыкате, губы коверкают беззвучные ругательства. Такая ярость никак не вязалась с масштабом самого происшествия; до Карлсена только сейчас дошло, что второе столкновение — намеренное. Еще хуже то, что неясно было — мужчина это или женщина; черный костюм выдавал в нем андрогена. Сила удара снова расшвыряла их в стороны. И опять то такси, изготовившись, стало набирать разгон. Удивление у Карлсена переросло в тревогу, когда он увидел, что андроген (он или она?) что-то нашаривает у себя в кармане. Спустя секунду рука вынырнула с миниатюрным бластером. Карлсен ошарашено понял: сумасшедший думает уничтожить силовое поле его такси, забыв, что и сам при этом не уцелеет, — поле рванет — и оба они, кувыркаясь купидонами, полетят вниз, в Гудзон. На миг Карлсена словно прошил электрический разряд: мозг вдруг обжало чем-то плотным, отчего время застопорилось, членясь кадр за кадром. В эту секунду глаза у них встретились, и Карлсен понял: до безумца дошло, что он сейчас на шаг от самоубийства. Бластер дрогнул. Тут время возобновило свой бег, и злополучный шар метнулся прочь. Карлсен облегченно вздохнул, когда он слился с дождем и канул окончательно.

Все произошло настолько быстро, что Карлсен и испугаться не успел; нервы пробрало лишь сейчас, запоздало. Пролетая в аэротакси над Джерси Сити и Гудзоном, он понял, почему случившееся так на него подействовало. В глазах безумца мерцало то же выражение, что у Карла Обенхейна и, вероятно, то, что виделось перед смертью его жертвам: горечь и гнев, отсекающие любой человеческий контакт. Обенхейн убивал так, как мясник потрошит цыпленка — бездумно, абсолютно не признавая в нем себе подобного. Большинство преступников, с которыми Карлсену доводилось иметь дело, рады были --">