Антология - Цветы зла: Безумная ботаника. 1894-1911

левая прижимала к
губам нераспустившийся цветок магнолии, совершенное воплощение невинности.
Таинство свершалось в благословении слов; все смотрели на сына, которого поддерживала мать. У него было зловещее, измученное лицо, отражавшее отчаянную, сатанинскую
агонию, — уязвленное до глубины души жаждой уходящей
жизни и ревнивой завистью к покидаемой любви; цветущая
9

красота Арабеллы возжигала ненависть в беспомощном фосфоре его запавших глаз, и все думали: «Как он страдает!»
Он еще немного приподнялся, и слова полились из лилового рта, обведенного белой загробной каймой, в то время
как мужчины улыбались, слушая предсмертный бред, а испуганные женщины рыдали, как плакальщицы:
— Прощай, Арабелла! Ты принадлежишь мне. Я ухожу,
но ты придешь. Я буду ждать. Я буду ждать тебя каждую ночь
под магнолией, ибо не должна ты познать иную любовь, Арабелла, лишь мою, и никого другого! О, я докажу тебе мою любовь! Какое доказательство! Какое доказательство! Ибо ты —
душа, что нужна мне!
И с улыбкой, дьявольски исказившей тени на его изможденном лице, он повторил, преодолевая хрипение, те же слова, быть может, лишенные смысла, а может, полные таинственного значения и вдохновленные нечестивым потусторонним знанием:
— Под магнолией, Арабелла, под магнолией!
Каждый день и почти каждую ночь потрясенная скорбью
Арабелла с болью в сердце смотрела на магнолию, и по вечерам, когда ветер шуршал мертвыми листьями оголенного дерева, а луна светила волшебными ясными лучами меж
тяжелых октябрьских туч, — Арабелла начинала дрожать и
приникала к Бибиане, восклицая:
— Он здесь!
И он был там, под магнолией, тень средь опавших листьев, вздымаемых ветром.
Однажды вечером Арабелла сказала Бибиане:
— Мы любили друг друга. Он не причинит мне вреда! Он
здесь. Я пойду.
— Мы должны подчиняться мертвым, — ответила Бибиана. — Ступай и не бойся. Я оставлю дверь открытой и прибегу, если ты позовешь. Иди, он здесь.
И он в самом деле был там, средь опавших листьев, тень,
гонимая ветром. И когда Арабелла приблизилась к магнолии, тень простерла к ней руки, гибкие, длинные, змеиные
10

руки, и две эти адские, извивающиеся, шипящие змеи легли на плечи Арабеллы.
Бибиана услышала громкий крик и кинулась к магнолии.
Арабелла лежала под деревом. Бибиана внесла ее в дом; на
шее Арабеллы виднелись две отметины, словно отпечатки
пальцев костяных рук.
Ее прекрасные безжизненные глаза сияли от ужаса, и в
стиснутых пальцах сестры Бибиана разглядела увядший цветок брачного утра, печальный и бесполезный цветок, из жалости оставленный ими на дереве — цветок, что был Другим
и истинным посмертным цветком.

Густав Майринк

Растения доктора
Синдереллы

Вон видишь ту маленькую, почерневшую от времени бронзу между канделябрами? Она-то и есть причина тех загадочных наваждений, которые преследуют меня на протяжении
последних лет.
С неумолимой последовательностью звеньев одной цепи
сплетены эти сосущие из меня жизнь эксцессы, и когда я,
звено за звеном, возвращаюсь в прошлое, то неизбежно прихожу к одной и той же исходной точке — к этой бронзе.
И даже если, пытаясь обмануть самого себя, я выдумываю другие причины, все равно — рано или поздно она встает
на моем пути подобно роковой вехе.
А куда этот путь ведет: к свету прозрения или дальше, в
еще более кромешный мрак кошмара, — я не знаю, да и
знать не хочу, судорожно цепляясь за те немногие дни, когда мой злой рок оставляет меня в покое до следующего потрясения...
В Фивах нашел я ее — выкопал в песке пустыни... Так, совершенно случайно, ковырнул тростью... Но с той секунды, когда я впервые увидел эту статуэтку, меня охватило болезненное любопытство: что же она означает? А ведь я никогда не
отличался особой любознательностью!
Для начала я опросил специалистов, всех подряд, — безрезультатно.
Лишь один старый арабский антиквар как будто что-то
уловил: «Имитация египетского иероглифа, а странное положение рук фигуры, видимо, указывает на какое-то неизвестное экстатическое состояние».
Эту бронзовую статуэтку я взял с собой в Европу, и не
было вечера, чтобы, размышляя над ее таинственным значением, я не путался в головоломных лабиринтах своих мыслей.
При этом меня не оставляло жуткое предчувствие: я копаюсь в чем-то ядовитом, враждебном, с каким-то коварным
удовлетворением, слой за слоем, снимаю с безжизненной
мумии --">