Юрий Окунев - По инструкции

молчание.

– Простите, парни. Неудачная шутка. Позвольте я здесь приберу.

И, не дожидаясь ответа, надел первую пару виниловых перчаток. Резиновые он мог бы менять раз в три-четыре часа, но они слишком толстые, не чувствуешь пальцами грязь. А оставлять её он не имел права.

Сидоров разработал собственную систему уборки: сначала пыль на верхних полках и камерах наблюдения. Он закрывал собой вид на помещение всего на секунду.

Затем – шкафы с инструментом, дверь транспортёра, по которому сюда передаются реагенты и редко используемые штуковины, а отсюда – отчёты, пробирки с кровью и кусочки щупалец… простите, энцефалограммы с прочими результатами обследований. Иногда эти «обследования» очень болезненные и уборщику стыдно за коллег, работающих с ним в этой тюрьме.

Например, сегодня: операционный стол после дневной смены наполовину залит кровью. Она уже покрылась коростой и явно потребует времени на то, чтобы очистить поверхность до привычного металлического блеска.

– Теперь я понимаю чего вы такие недовольные. Надеюсь, что эта работа действительно поможет.

Он не стал уточнять, кому поможет: земной науке, здоровью людей, кому-то ещё? Он просто драил столы, не оглядываясь на большие полупрозрачные кубы за его спиной. Оттирал зажимы для рук и ног, не вглядываясь в темноту этих кубов. Выскребал губками и пальцами в тонких, но плотных перчатках засохшие в желобах кровь и какие-то другие жидкости. Дезинфицировал поверхность чистым спиртом, лишь бы не осталось следов проведённых операций… простите, манипуляций.

Сегодня, так сказать, следов оказалось больше обычного. Кровь легла в два слоя, каждый из которых снимался словно потрескавшаяся краска или даже ржавчина со старого забора – кусками.

– Вас что, по очереди мучали? – воскликнул Сидоров, а затем вжал в голову в плечи. Прошептал. – Простите, парни. Не хотел. Больше так не буду.

Ни Стив, ни Роджер не любили громких звуков и, особенно, ярких эмоций. Только благодаря толстому прозрачному материалу, в коробках из которого они сейчас находились, странным существам удавалось выживать на громкой и очень эмоциональной Земле. Если, конечно, клетку и постоянные опыты с использованием режущих предметов и отравляющих веществ кто-то готов назвать выживанием.

Наконец, Сидоров закончил уборку в лаборатории и скинул в мусорник третью пару перчаток. Быстрыми, чуть нервными движениями протёр вспотевший лоб специально подготовленной салфеткой – всё по системе. И только после этого подошёл к стеклу. В дальней части темноты поблёскивали глаза, внимательно следящие за человеком. Стив и Роджер не походили на людей, но Сидорову не становилось их менее жалко. Всё-таки живые существа, разумные по-своему.

– У меня ещё есть полчаса по инструкции. Расскажите что-нибудь? Или рассказать мне?

Глаза за стеклом шелохнулись, блеснули отражённым светом. Лёгкий страх прополз паучьими лапками по сердцу Сидорова, но он не отвёл взгляд. Говорить – так говорить прямо.

Сидоров вежливо ждал чужой инициативы, но знал, что они промолчат. Как обычно. Человеческий способ общения мало подходил для пленников. Он пожал плечами и сел по-турецки между двух кубов. Коленки почти касались стекол этих необычных клеток.

Зато слушать они умели.

– В прошлый раз мы закончили про Розуэлл. Тогда появилось много интересных материалов. После него все остальные сообщения про визиты иноземных цивилизаций стали скучнее. Однообразными, что ли, без огонька. Никакого доверия. Зато расцвело кино! О, вы даже не представляете, чего только люди не придумали… – он закатил глаза, вспоминая любимые с детства фильмы. – Даже на вас некоторые были похожи. Но не точные копии. Что вы! Вы – уникальны!

Он, слегка поклонившись, сделал обеими руками приветственный жест в сторону блестящих в темноте глаз и продолжил рассказ. Чужие глаза ровно следили за человеком, но Сидоров каким-то образом чувствовал, что истории о пришельцах их радуют.

Уборщик вспоминал про Чужого, про Хищника и про их кроссовер; про доброго инопланетянина от Спилберга; про боевые летающие тарелки из Дня Независимости; про то, как люди налаживали близкие контакты третьей степени. В этот момент его голова почти переставала гудеть, и коготочки боли словно отпускали измученный бессонницей мозг, даря мгновения радости и свободы.

Ровно через двадцать пять минут Сидоров закончил, попрощался со Стивом и Роджером, отключил свет в зале с --">