Ольга Владимировна Покровская - Невеста Марина

Покровская Ольга Владимировна Невеста Марина

Журнал "Знамя", номер 7, 2011

Copyright Ольга Покровская 2011

Через пыльный парк подмосковного городка, мимо спящих кустов, по черной аллее одинокая Марина спешит после работы на окраину, в панельную коробку с растворенными зловонными подъездами, утонувшую в тополиной зелени. Стекла разбитого фонаря хрустят под ногами. Если боковое зрение отмечает взмах листа или шевеление ветки, она ругает себя, что опоздала, пропустила безопасный час, когда посетители парка наслаждаются природой, не опасаясь получить по голове бутылкой от резвящейся молодежи. Она легкомысленно забыла, что август, дни сделались короткими, вечера — прохладными, и люди живут по осеннему графику. Тревожное время, но везде спокойно, лишь она в пути. Вот у станции печально свистит электричка, машинист смотрит покрасневшими глазами в темноту и следит, как вспыхивают отраженным светом стальные нитки рельсов. Охранники под тусклой лампой пьют чай на липкой клеенке. Кассирша в безлюдном вокзале сонно клюет носом за стеклянным окошечком. Бабушка вяжет носок, припав, как другие миллионы, к раздражающе яркому телевизионному экрану. Родители Темы — друга и потенциальной добычи ласковой охотницы — в мягких креслах, под торшером, озабоченно клацают кнопками калькулятора, подсчитывая убытки и прибыли от драгоценной торговой точки. Возможно, они мечтают окунать руки по локоть в золото и не заботиться о дебете с кредитом. Алкаши с пятого этажа, проспавшие божий день, пьют и хрипло кричат, забравшись на детскую площадку. Растрепанные девочки у ночных ларьков хихикают и тянут из алюминиевых банок приторно-сладкие спиртовые сиропы. Сестра Лорка, воткнувшись в наушник, закрывает глаза, забывает обо всем и погружается в ритмичные мелодии, и сердце у нее бьется в такт электронным барабанам. Зябко, холодный ветер гнет верхушки деревьев. Вчера вечером некто всезнайка сообщил с фамильярной ухмылкой, что на область идет грозовой фронт. А невооруженным взглядом наблюдалось, что в небе висели отчетливые белые перышки, которые не лгут в отличие от гидрометеослужб мира. Мурашки бегут по коже под тонкой тканью. Хлопают, разрываясь, пистоны, забава подростков, страдающих бездельем и бессонницей. Когда бы Люба, напарница по ларьку с бытовой химией, увидела ее сейчас разумным и трезвым взглядом, то непременно сделала бы вывод: Марина совершает глупость — одна, в сумерках, в криминальном диком городке, набитом, как сельдями бочка, отмороженной шпаной, в пустом парке, ступая по осколкам битых фонарей, идет по безлюдной дорожке и напрашивается на неприятность.

Вот уже неприятность видна — лежит на асфальте, вытянув ноги из-за покореженной лавочки. Уродливо выгнутая голень, потертые ремешки сандалий. Звучит внутренний сигнал — бежать, — но дорогу преграждает неподвижное тело, а за спиной, у центральной клумбы, каркают пьяные голоса. Из-под Марины плавным толчком уходит земля, она опускается на лавочку, и картина открывается полностью: пустая дорожка и некто, лишенный признаков жизни. Марина не отводит зачарованного взгляда от красивого мраморно-белого лица. Лежащий навзничь, раскинув руки, человек ей немного знаком, не больше и не меньше, чем жители родного городка. Беженец из южной республики, обитает с матерью в бывшем общежитии бывшего завода — если мать в настоящем времени, то он уже в прошлом. Сидя на лавочке, Марина понимает, что не боится. Лежащий так четок и ясен, так ярок в лучах уцелевшего фонаря, что и она попадает в зону тяжелого покоя и незнакомой силы. Ее тянет ближе, как магнитом. Кружится голова, ей кажется, они плывут в лодке, они вдвоем, ей никто не страшен, а прочее проплывает и тускнеет. Она спокойно смотрит на губы, тронутые сливовой синевой, на пятна черной крови, вытекшей из уха, на испачканные светлые волосы, на полураскрытый глаз, в щели которого влажнеет блик. Она приседает рядом, и грудь переполняется мощным током, словно через нее пропустили электричество. Несчастный молодой человек был некрасив и незаметен. Она проходила мимо, встречая его на станции, в толпе, на рынке, и не предполагала, что он может олицетворять особый мир и этот мир не ужасает.

На соседней аллее оживление, панически рявкает разноголосица:

— Мужики, атас! Леха! Атас! — и существа рассыпаются по кустам, топоча и хрустя ветками. Испуганная Марина бежит. Истошно лают собаки, и Марине --">