Николай Васильевич Лукин - Судьба открытия

власть. Стал хозяйственником — заводы, шахты строили; перед фашистским нашествием был послан на партийную работу, потом на работу в техникум. И какую себе смену вырастили — залюбуешься! Взглянешь на людей вокруг…

— Синтез Лисицына — это частный случай, — продолжал Шаповалов. — Нам удалось решить проблему в целом. Мы выбрали из всех возможных вариантов только самое рациональное, наиболее выгодное человеку…

Осадчий теперь смотрел на докладчика почти с отеческой нежностью. Смотрел, не вслушиваясь в то, что он говорит, — пристально смотрел, размышляя о своем.

Голова Осадчего была седой, редкие волосы зачесаны назад, лоб — в глубоких морщинах; а глаза — Зберовский увидел оглянувшись — у Николая Федотовича по-прежнему темные, веселые, словно ягоды черной смородины.

«Вот они, — думал Осадчий, — перед нами, советские люди! Смотри, вот она — жизнь, что мы прожили! Голубчик мой!»

Петр Протасович тем временем положил кусок мела на стол и, повернувшись спиной к доске, громко, отчетливо бросая слова, говорил:

— Заканчивая обзор работ лаборатории, я должен обратить особое внимание на нашу молодежь, на наших лаборантов, искавших с нами и находивших новые пути, необычные решения, тех, без чьего участия наш труд не пришел бы к успешному концу. Каждый из них, — сказал Шаповалов, — в этом труде проявил себя верным сыном партии большевиков. И уверен, что из них каждый будет продолжать славные традиции советской науки. Хочу назвать имена. — Протянув поднятую руку, он улыбнулся. — Вот — Алексей Васильевич Баринов, вот — Луговая Нина Емельяновна…

В зале бурно грохнули аплодисменты. Многие, поворачиваясь, смотрели, куда показывает докладчик. Осадчий, встрепенувшись, тоже посмотрел. Увидел девушку со строгим взглядом и молодого человека, покрасневшего от смущения.

Толкая Осадчего локтем, Зберовский шепнул ему:

— Ты подумай, какая судьба!

— Судьба чего? — не понял Николай Федотович.

— Ну, открытия, конечно! — Профессор прикоснулся пальцем к фотографии, на которой Лисицын — безбородый студент — стоит за стулом, вскинув дугами крутые брови.

— И еще позволю себе обратить ваше внимание, — продолжал Шаповалов, когда аплодисменты стихли, — на особенность судьбы таких открытий, как превращение древесины в крахмал и сахар или как синтез пищевых продуктов из углекислого газа и воды. Сделать эти открытия достоянием массовым по силам только нам… нам, я хочу сказать — обществу высокоорганизованному, вступающему в светлую эру коммунизма. Могу подтвердить доказательством от противного. Предположим, — сказал он, — описание процесса попало бы в одну… — он быстрым жестом кивнул в сторону, — в одну из капиталистических стран.

Хохряков слушал с выражением внимания и гордости. Клавдия Никитична сидела не шевелясь. У дряхлого академика, что в кресле в первом ряду, из-под сурово разлохмаченных бровей поблескивала дружелюбная улыбка.

— Какие страсти разгорелись бы, — воскликнул Петр Протасович, — какие бури бы поднялись! Одни из власть имущих, убивая, грабя, перегрызая горло, стремились бы завладеть открытием, другие — начисто уничтожить его. И очень много этих последних: землевладельцы, помещики, магнаты пищевой индустрии, кого жизненные интересы побудили бы бороться с появлением огромных количеств дешевой пищи не на живот, а на смерть. И синтезу нашему, — добавил Петр Протасович, затряс головой, оперся ладонями о стол, — там было бы — нет, конечно, не сдобровать.

Он оглядел слушателей. Вон Тарас Тарасыч, вон — Клава между Софьей Павловной и Пименовым («Хорошая моя»); вон, трое рядом, — Григорий Иванович, Осадчий и Хохряков. Впереди — академики. Все смотрят: видно, ждут нетерпеливо, что будет сказано дальше.

— В заключительной части доклада, — медленно проговорил он, — я остановлюсь на коллективных предложениях наших, о том, как синтез лучше использовать. Подчеркиваю прежде всего: речь идет не о замене сельского хозяйства химическим процессом, а лишь о сочетании одного с другим. Как это мы представляем себе? Да очень просто! Сахар из свеклы, — сказал он, — может быть полностью вытеснен искусственным сахаром. Ясно: искусственный не хуже нисколько… только дешевле во много раз. И крахмал, конечно, дешев — наш синтетический, а также из древесины полученный крахмал. Однако разве не богата наша земля? Не плодородна? Разве не растет на ней прекрасная, душистая пшеница? --">