Джон Браннер - Рассказы

колдовством ему бы, может, и не пришлось.

Как это все понятно теперь и каким пустяком казалось тогда! Старуха начала обходить всех и каждого, болтать, что-де он снял заклятье с больного животного, а поскольку и в этом городке, как и следовало ожидать, была своя колдунья, некая миссис Комфрей, все, за исключением его самого, восприняли это как брошенный ей вызов.

Ну и бой же был! К добру ли, худу ли, но сам он в этом «сражении» пальцем не пошевелил. Едва только слух о новоявленном исцелителе дошел до ушей миссис Комфрей, она во всеуслышание поклялась уничтожить конкурента. Но поскольку никто не взял на себя труд довести до его сведения, что колдунья напускает на него порчу, ни одно из ее заклятий на него не подействовало. Кончилось тем, что старая карга заболела коклюшем и протянула ноги.

После этого, конечно, уже можно было не заботиться о своей репутации. Мелкотравчатых чародеев и ведьм, способных высушить ручей в летнюю жару или досадить ближнему тем, чтобы у того молоко свернулось, в округе было пруд пруди, зато похвастаться колдуном, который убивает своими заклятьями, мог не каждый город. Конечно, на него сразу ополчились местные церковники, и знай он, что ждет его впереди, он бы с легким сердцем позволил им тогда же изгнать себя из городка (горожане воспротивились сожжению его на костре — слишком многие считали миссис Комфрей виновницей всех их неприятностей и бед).

Вот тогда-то и взял его под свою защиту старый Монастикус, и это его, Альфьерц, н погубило. Викарий хотел во что бы то ни стало расправиться с новоявленным колдуном, и такая защита казалась тогда очень ко времени. Дело не только в том, что Монастикус самый богатый купец в семи графствах… люди шепотом говорили, будто он незаконнорожденный сын священника (отсюда и его имя), и говорили также, будто и сам он втихомолку занимается ведовством. Такого лучше не задевать. Альфьери наврал ему, что весьма сведущ в магии, и Монастикус, никогда не проходивший мимо того, что могло дать прибыль, помог ему заявить о себе как о практикующем маге и даже отдал в обучение Альфьери своего сына. Не иначе как решил: Альфьери передаст ему все, что знает, а потом они избавятся от учителя, и дело станет, так сказать, чисто семейным.

Надо же было наболтать столько! Он осыпал проклятиями свой лживый язык, называя при этом имена, от одного упоминания которых весь городок, если верить книгам, должен был бы провалиться в тартарары.

Ничего такого, однако, не произошло. Книги! Больше он ни на йоту не верил им. Сочинив историю о том, как один из прежних учеников, когда его не было дома, вызвал демона огня и не сумел с ним справиться, так что демон сжег его, Альфьери, библиотеку, он уговорил старого Монастикуса купить ему все книги по волшебству и магии. Но хоть и много рецептов в этих книгах, ни один не действует!

Он окинул полку взглядом. Симон Маг — тьфу!

Михаил Псел — сплошная чушь! Гермес Трисмегист — полоумный! Жалкие лгуны, все до единого.

И однако… может быть, именно потому, что слишком уж давно его считают обладателем знаний и умений, которых у него нет, и он уже начинает верить в них сам… Но, черт возьми, должно же быть хоть сколько-нибудь правды во всем этом! Был ведь в Вюртемберге тот, как его… Фостер? Нет, не Фостер, а Фауст — именно так. У него, как рассказывают, получалось совсем неплохофонтаны вина били из столов и тому подобное. Но, с другой стороны, Фауст занимался колдовством очень долго, а получаться у него стало только потом. Это вам не какой-нибудь бродячий коровий лекарь Альфьери, у которого только и есть, что хорошо подвешенный язык да некая толика везения совсем небольшая, если задуматься.

Что ж, можно попробовать еще разок, хотя бы для практики. Тем более что практика ему нужна, ох как нужна! В конце концов, даже если Гаргрийн и вправду облапошил его, подсунул вместо крови летучих мышей что-нибудь другое (а это вполне возможно, учитывая, сколько их, колдунов, ему приходится снабжать своими товарами), все равно с тем именем, Элевстис, у него в последний раз, когда он пытался вызвать демонов, чуть было что-то не получилось.

Элевстис… да, правильно: Э-лев-стис. Может быть, если в этот раз он произнесет внятно и правильно, все получится?

Он взял с полки свою лучшую волшебную палочку (золотую, с серебряными концами) и, тщательно выбрав место, стал около пентаграммы. То и дело заглядывая в открытую книгу рядом, на пюпитре, он налил масла в светильники, --">