Рори Мэгилл - Последний джентльмен

— Но никакого шума ведь не было, — прошептала Майра. Шепот прозвучал громко в тишине.

— Это было землетрясение, — сказал Джим, — Беспокоиться не о чем. Возможно, это одно из последствий взрыва бомбы.

Землетрясение не причинило большого ущерба деревне, но, возможно, ускорило смерть старой миссис Кендал. Она скончалась через час.

— Бедная старушка, — сказала Майре соседка, — Она была явно очень утомлена. Она именно так и сказала перед тем, как закрыть глаза. «Хейзел», — сказала она, — «Я так вымоталась».

Соседка вытерла лицо передником и повернулась к дому.

— Думаю, я прилягу на какое-то время. Я тоже вымоталась. Не могу уже выносить все, как раньше.

* * *

Прошла неделя после землетрясения и две недели после падения бомб, а деревушка продолжала жить дальше. Но эта была странная, очень странная жизнь. Арт Корделл выразил общее мнение, когда сказал:

— Знаете, мы долго ждали, когда это произойдет — мы вроде бы примерно представляли, как это может быть. Но я никогда не думал, что случится что-нибудь подобное.

— Может быть, нет никакой войны, — сказал Джим, — Вашингтон ничего не сказал.

— Цензура.

— А разве это все не зашло слишком далеко, с этой цензурой? Людям должны объяснить, воюют они или нет.

Но людям, похоже, было все равно. Их охватила смертельная летаргия. Вялость, которую они чувствовали и подвергали сомнению в собственном сознании, но мало говорили о ней. Разговор сам по себе, казалось, превратился в усилие.

Эта постояная усталость — когда все еле волочили ноги — очевидно, была результатом радиации от бомб. Откуда бы, иначе, ей взяться? Радиацию теперь обвиняли практически во всем, что происходило. Это она привела к тому, что яблоки Дженкина осыпались на землю, не успев созреть полностью. Это она согнула молодую пшеницу, прижав ее к земле, где она покрылась плесенью и сгнила.

Некоторые даже обвиняли радиацию в преждевременном рождении ребенка Джейн Элман, хотя такие вещи происходили еще до того, как был изобретен порох.

Но это определенно была странная война. По радио вообще ничего не передавали. Но на самом деле никого это уже не заботило. Вероятно, потому что они слишком уставали. Джим Питерс в каком-то оцепенении тащился на работу и обратно. Майра выполняла свою работу по дому, но с каждым днем ​​это требовало все больших усилий. Все, о чем она могла думать, так это о тех минутах, когда она могла укрыться в гостиной, чтобы отдохнуть. Ей было уже все равно, идет война или нет.

Люди перестали ждать вторжения с севера. Они знали, что места, где упали бомбы, охраняются как Форт-Нокс. Никто туда не входил и не выходил оттуда.

Джим вспоминал вспышки, цвета, слухи и волнение Второй мировой войны. Мрачную решимость людей напрячь все силы и победить. Забитые склады. Подростков, сбегающих, чтобы присоединиться к военным действиям.

Но никто не собирался на эту войну. Это было смешно. Почему-то Джим раньше об этом не подумал. Никого из подростков не призывали. У них было достаточно мужчин? Вашингтон не говорил об этом. Вашингтон вообще ничего не говорил.

И людям было наплевать. Это казалось очень странным, когда вы принуждали свой уставший ум сосредоточиться на этом.

Людям было все равно. Они были слишком заняты неумолимым занятием — переставлять одну ногу за другой.

Однажды вечером Джим пришел домой и обнаружил Майру, бессмысленно смотревшую на небольшую горсть фарша.

— Это фунт, — сказала она.

Джим нахмурился.

— Что ты имеешь в виду? Эта горсточка?

Майра кивнула.

— Я попросила отвесить мне фунт фарша для гамбургеров, и Арт положил на весы вот это. На самом деле, даже еще меньше. А весы показывали ровно фунт. Я сама видела. Но фарша было так мало, что он почувствовал себя виноватым и положил еще немного.

Джим отвернулся.

— Я все равно не голоден, — сказал он.

* * *

В десять вечера, когда они уже легли, в дверь постучали. Они пролежали в постели три часа, потому что все, о чем они могли теперь думать, после того как поели, — это лечь в постель и оставаться там до последней минуты, пока не наступит следующее утро.

Но раздался стук в дверь, и Джим спустился. Он крикнул наверх, и в голосе его было больше жизни, чем когда-либо за все это долгое время:

— Майра, спускайся. Это Хью! Хью приехал к нам.

И Майра быстро спустилась — так, как она уже давно не делала.

Хью выглядел усталым и взволнованным, --">