Оксана Анатольевна Токарева (Белый лев) - Молнии Великого Се

своих охотничьих трудов на зерно, сыр и травяное масло. Он довольно-таки быстро закончил дела и собирался уже покинуть град, но, посчитав оставшиеся у него после покупок меновые кольца, пришел к выводу, что имеет право посетить оружейную мастерскую — стоило присмотреть новый нож для разделки шкур, старый от многолетнего использования никуда не годился. А для выполнения этой задачи лучше Имарна места не стоило и искать.

Дело в том, что с недавних пор здесь поселился один чужеземец по прозвищу Дикий Кот — что ни говори, имя, более подходящее для воина, нежели для ремесленника. Сухощавый и темноглазый, очень смуглый, вероятно, от постоянного общения с огнем, этот человек имел такую власть над металлом, что вещи, выходившие из его горна, будь то лемех для плуга, сапожное шило, спица для вязания или боевой топор, служили исправно и долго, отличаясь надежностью и прочностью. А уж если кому из воинов травяного леса удавалось уговорить Дикого Кота выковать ему меч, он мог быть с первого взмаха молота уверен, что это оружие превзойдет все изделия сольсуранских мастеров и ничем не уступит клинкам, рожденным в надзвездном краю.

Во время своих странствий Камень часто навещал Дикого Кота. Тот любил послушать его рассказы о прежних временах. Обычно, едва заслышав приветственный рев Крапчатого, Дикий Кот выходил из своей мастерской пожелать старому зенебоку и его хозяину здравия и долгих лет. Но сегодня он оказался занят — вел оживленную беседу с каким-то чужестранцем, низкорослым и тщедушным, как теленок зенебока, не ко времени появившийся на свет в начале зимы.

Хотя Камень по опыту знал, что Дикий Кот не станет просто так якшаться с кем попало, нынешний его собеседник вызывал, мягко говоря, чувство недоумения, граничащего с недоверием. Несмотря на то, что в мастерской от жары плавились даже оловянные бляшки на поясах, этот чудак, словно вокруг него царила лютая стужа, с ног до головы был закутан в бесформенный темно-зеленый балахон и, хотя на небе не наблюдалось ни облачка, упорно надвигал на глаза обширный, глубокий капюшон.

Немного раздосадованный, еще больше удивленный Камень выбрал инструмент по весу и по руке, заплатил, сколько положено, и собирался уходить, но Дикий Кот жестом попросил его задержаться. Оставив, наконец, своего гостя, он отвел Камня в сторону.

— Сам Великий Се привел тебя в мою мастерскую! — начал он. — Мой друг направляется в Гарайю. И ему требуется надежный проводник.

— Город двенадцати пещер? — Камень нахмурился. — Это место заповедное, и зря тревожить его покой не стоит.

— Не зря! — пылко воскликнул Дикий Кот. — Этот человек путешествует по свету в поисках мудрости. Он прибыл в Сольсуран из очень дальних краев и щедро заплатит тебе за услугу. Сам посуди, времена сейчас неспокойные, разве я могу найти проводника более надежного, чем ты, друг Утес!

И все же Камень долго колебался. Обратись к нему с подобной просьбой кто другой, особенно сам чужак, просто бы без лишних раздумий отказал. Куда это годится — прятать свое лицо, словно какой поклонник темных духов. С другой стороны, стоит ли судить о человеке по его внешнему виду? Мало ли, какую цену ему пришлось заплатить за тягу к познанию. Да и стены пещер Гарайи, покрытые письменами, которые начертал едва ли не сам Великий Се, для жрецов, книгочеев и колдунов всех мастей вот уже тысячу лет являются приманкой паче легендарных сапфировых кладовых Синтрамундского калагана. И это несмотря на то, что смысл знаков давно утрачен, а выражение «молчать как стены Гарайи» вошло в поговорку.

От Дикого Кота не укрылись сомнения, отразившиеся на обычно невозмутимом лице старого воина.

— Я бы не стал беспокоить тебя, кабы сам мог отправиться в этот путь! — сказал он проникновенно. — Но дела требуют моего присутствия в Имарне, а мой гость не может ждать. Он должен выполнить поручение, которое ему дали жрецы Храма Великого Се, ибо среди ныне живущих ему нет равных в толковании знаков.

Последний аргумент решил дело. Выполнить просьбу жрецов великого Храма — заслужить благодать Великого Се.

Вопреки всем опасениям Могучего Утеса, иноземный чудак оказался попутчиком приятным и даже милым. На неудобства дороги не жаловался, излишними расспросами не докучал, на спине зенебока держался не хуже коренных сольсуранцев, с норовистой скотинкой, отзывавшейся на прозвище Чубарый, управлялся споро и умело. Почти не используя поводья, --">