Пьер Жиффар - Ледяная могила (Роман приключений)

служить своей стране, открывать новые земли и водружать на них усеянное звездами знамя! Пусть твое имя будет занесено в список великих путешественников рядом с именами стольких знаменитых англичан, французов, голландцев. Пусть имя Макдуф произносят с таким же почтением, как имена Росса, Кука, Дюмон-Дюрвиля, Тасмана. Меня сначала поразило твое желание отправиться в путешествие. Это застало меня врасплох. Я даже решила было, что ты меня не любишь, бежишь от меня. Но я обдумала твой замысел, и мои подозрения рассеялись. О деньгах нечего заботиться. У отца их довольно, и он нам не откажет… Думаю, небо будет милостиво к нам обоим и льды дальнего юга не грозят нам бедой.

Теперь предстояло повести атаку на туго набитый кошель тестя. Надо было, ни больше ни меньше, упросить его пожертвовать на замышляемую экспедицию миллион долларов. Необходимо было не жалеть затрат и снарядить блестящую экспедицию. На это имелись свои причины.

В то время, утомленные попытками достичь Северного полюса, путешественники устремились в противоположную сторону, к Южному полюсу. Бельгиец Герлах только что вернулся из Южного океана на своей «Бельгике». Англичане снарядили туда экспедицию на «Discovery», на котором капитан Скотт добрался до 82° южной широты. В Германии подготавливали экспедицию на «Гауссе», в Глазго снаряжали в Южный океан «Скотию», в Стокгольме «Антарктику», во Франции, в Сен-Мало, «Француза». Все эти экспедиции снаряжались основательно, с крупным и средствами. Могли ли гордые янки дать себя затмить англичанам, французам, шведам, немцам? Американская экспедиция должна была быть ничуть не хуже прочих и даже не равна им, но превзойти их по великолепию и широте и задачи, и затрат. В таком именно виде дело и было представлено на усмотрение короля земледельческих орудий.

Он начал с того, что отнесся к этой затее, имевшей столь мало общего с плугами и молотилками, чрезвычайно строптиво. Но когда ему объяснили, что все, решительно все нации снаряжают экспедиции к югу, кроме американцев, и что на это нет сил взирать равнодушно, миллионер сдался. В нем заговорил дух соперничества, дух борьбы за первенство и — судьба экспедиции была решена!

Пылкие речи зятя и дочери так взвинтили старика, что он принял на себя все расходы экспедиции, даже если бы они далеко вышли за пределы того миллиона, который требовался по первоначальному плану.

Весть об экспедиции скоро разнеслась по Филадельфии, а потом и по всему широкому простору Соединенных Штатов. Пауэлл, его дочь, его зять — стали знаменитостями. Был пущен в продажу их тройной портрет в красках.

В Америке тянуть не любят. Судно для экспедиции, трехмачтовый бриг «Проктор», заботливо снаряженное и приспособленное к целям путешествия, было подготовлено за два месяца и 30 июня 1902 года вышло в море, унося к далекому югу молодого Макдуфа и его спутников. Триста тысяч народа, собравшегося на набережной города, провожали его громом приветственных кликов.

Но, увы, экспедиции, удостоившейся таких восторженных проводов, не было суждено дождаться такой же торжественной встречи. Прошли 1902, 1903, 1904, начался 1905 год. Экспедиция была рассчитана на два года, а о ней все время не было никаких известий. За десять месяцев до роковой телеграммы из Буэнос-Айреса многие уже были непоколебимо убеждены в ее гибели, так что телеграмма эта опечалила многих, но не удивила почти никого.

II НЕПРИЕМЛЕМАЯ ДОГАДКА

В этот роковой день, 15 мая 1905 года, в богатой загородной вилле короля земледельческих машин царило уныние; телеграмма из Буэнос-Айреса была туда немедленно передана по телефону.

Джордж Макдуф твердо обещал, что вернется домой после двух зимовок в южном океане. До июня 1904 года от него получали вести. Но с тех пор он замолк. Пробовали объяснить это молчание исключительно суровой зимой, которая препятствовала судам проникать к югу дальше 60° южной широты. Полагали, что, может быть, экспедиции пришлось прокладывать себе новый путь к северу по местам, отдаленным от материков и не посещаемым промышленниками.

Надежда с каждым днем таяла в сердце Эммы Макдуф. Телеграмма из Буэнос-Айреса не поразила ее неожиданностью, но все же нанесла ей жестокий удар. Она сидела немая, неподвижная, убитая горем. А ее отец, человек простой и прямой, угрюмо обвинял во всем не кого иного, как себя самого.

— Это моя вина! — все повторял он. — С какой --">