Сэмюэль Р. Дилэни - Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна

они? Чего хотят? Если дать им слово, что они скажут?

Ридра Вон – голос нашей эпохи (звонкая фраза из восторженной рецензии). Парадокс: именно с ней на встречу и шел генерал, причем по служебной необходимости.

Зажглись фонари, и вдруг на широких окнах бара отлилось его изображение. Точно! Я ведь в штатском. Он увидел высокого мускулистого мужчину; на суровом лице – печать полувекового опыта. В сером костюме ему неловко. Лет до тридцати он казался неуклюжим верзилой; с тех пор – как раз началось Вторжение – человеком-скалой.

Если бы Ридра Вон пришла в Штаб-квартиру Альянса, он бы себя чувствовал куда увереннее, но сегодня зеленую форму космолетчика пришлось сменить на штатское. Бар какой-то незнакомый, а Ридра – самая знаменитая поэтесса пяти обследованных галактик. Впервые за долгое время генерал почувствовал себя неуклюжим.

Вошел.

И прошептал: «Боже, какая красивая!» Даже не пришлось выискивать ее глазами среди других женщин. «По фотографиям и не скажешь…»

Она обернулась к нему (женщина в зеркале за барной стойкой, заметив его, повернулась спиной), встала, улыбнулась.

Генерал сделал несколько шагов вперед, протянул руку; слова: «Добрый вечер, мисс Вон» – застряли в горле, и он так и проглотил их, не выговорив. Теперь же приготовилась говорить она. Помада у нее на губах медного оттенка, и кажется, будто зрачки тоже выкованы из меди.

– Что касается Вавилона-семнадцать, генерал Форестер, я пока его не разгадала.

Трикотажное платье цвета индиго. Волосы стремительным ночным потоком струятся по плечу.

– Это неудивительно, мисс Вон.

Удивительно, подумал он. Она кладет руку на стойку бара, прислоняется к высокому стулу, под синей тканью движется бедро, и каждое движение удивляет, поражает, ошеломляет. Что же я так растерялся? Или она и вправду…

– Но я продвинулась дальше, чем ваши военные спецы.

Нежная линия губ чуть изогнулась, послышался нежный смех.

– Если учесть, что́ мне о вас рассказывали, это тоже неудивительно.

Кто она? Этот вопрос он обратил к абстрактным людским массам, к своему собственному отражению, к ней самой. Наплевать на остальных, но в ней я должен разобраться. Это важно. Обязательно.

– Начнем с того, – продолжала она, – что это не шифр.

Вихляя и выписывая восьмерки, его сознание вновь вырулило на главную тему.

– Как не шифр? Но в криптографическом отделе установили…

И он запнулся. Во-первых, сам толком не знал, что́ там установили, а во-вторых, все никак не мог сойти с утесов ее скул, выбраться из пещер ее глаз. Стиснув зубы, генерал приказал мыслям вернуться к Вавилону-17. Не исключено, что с его помощью удастся остановить это двадцатилетнее бедствие.

– То есть мы пытались расшифровать белиберду?

– Это не шифр, – повторила она. – Это язык.

Генерал сдвинул брови:

– Какая разница, шифр, язык… Надо разобраться, о чем там речь. А пока мы ни черта не знаем – только ходим вокруг да около.

Усталость и волнение последних месяцев словно ударили его под дых, тайком вцепились в язык, огрубили его слова.

Ридра перестала улыбаться и положила обе руки на барную стойку. Генералу захотелось смягчить свою резкость.

– Вы ведь сами не работаете в криптографии? – спросила она.

Голос ровный, успокаивающий.

Он отрицательно мотнул головой.

– Тогда немного поясню. Есть два типа шифрования. При первом буквы или заменяющие их символы перемешиваются по определенной схеме. При втором вместо букв, слов или сочетаний слов пишут другие буквы, значки или слова. Оба метода можно использовать вместе, но у них есть одно общее свойство: если известен ключ, вводишь его – и получаются логичные предложения. Но у языка своя внутренняя логика, своя грамматика, свой способ осмысления мира при помощи слов, своя понятийная сетка. Тут не может быть ключа, который выдаст точное значение. В лучшем случае можно получить приблизительный перевод.

– Получается, тексты на Вавилоне зашифрованы с помощью какого-то другого языка?

– Нет. Я это сразу проверила. Можно сделать вероятностное сканирование по ряду элементов, даже если они перемешаны, и проверить на корреляцию с известными языковыми явлениями. Пусто. Вавилон-семнадцать – это язык, который мы не понимаем.

– Вы намекаете, – генерал Форестер попытался улыбнуться, – что раз это не шифр, а инопланетный язык, то надежды нет.

Если это поражение, услышать о нем от Ридры почти награда. Но она покачала головой:

– Вовсе нет. --">