Пэт Мэрфи - Город несколько лет спустя

Пэт Мэрфи Город несколько лет спустя

Посвящается Неду, который понимает Дэнни-боя, как я никогда не понимала, и Ричарду, которому пора бы уже привыкнуть: все, что я делаю, я делаю ради него.

ПРОЛОГ

Свежий утренний ветер шевелил усики фасоли и ажурные морковные хвостики на грядках в Юнион-сквер. Сан-Франциско спал. Над Городом летали сны.

В отеле святого Франциска, неподалеку от Юнион-сквер, Дэнни-бою снилась небесная синева. При помощи малярного валика на длинной ручке в течение уже многих часов он раскрашивал небо. Там, куда художник еще не дотянулся, оно оставалось тревожным, свинцово-серым. Зато почти половина поверхности над головой переливалась и искрила множеством оттенков, как речная вода на солнечном свету. Васильковый переходил в цвет морской волны, затем в нежный, почти лиловый оттенок, который на горизонте превращался в неустойчивый зелено-серо-синий цвет океана на рассвете.

Постоянно меняющиеся темно-синие линии вдруг образовали контуры женского лица. Сверху за Дэнни-боем наблюдала серо-голубыми прозрачными глазами молодая женщина. Когда их взгляды пересеклись, она, смущенная, спустилась с неба ему навстречу.

Город спал, и его сны витали над домами, проникая в мысли обитателей, тревожа их покой.

Человек, который называл себя Роботом, спал, свернувшись калачиком на узком топчане в задней комнате своей мастерской. Во сне он тоже творил – собирал Ангела из кучи строительного мусора. Водопроводные трубы, которые он нашел в одном из старинных домов, стали костями Ангела, мотки медной проволоки, выдернутые из проложенных под землей кабелей, – его мускулами. Огромные крылья прекрасного создания переливались золотом, собранные на манер рыбьей чешуи из тысяч перекрывающих друг друга бутылочных крышек.

Робот приладил последнюю крышку и сделал шаг назад, чтобы полюбоваться творением своих рук. Подняв глаза, он понял, чего не хватало Ангелу. В его груди зияла черная пустота. Не было сердца.

Тихие шаги за спиной заставили творца обернуться. К нему приближалась женщина, бережно неся что-то в руках. Робот не видел ее ноши, но слышал сердцебиение, становившееся все отчетливее с каждым ее шагом.

Над Городом занималась заря. Блеклый серый свет упал на каменные здания, окружающие Сивик Сентер Плаза, оживил безучастные лица статуй на фасаде Публичной Библиотеки, в ногах которых вот уже много лет ворчливые голуби вили свои гнезда.

В ветвях одного из деревьев на Плаза самой старой из населяющих Город обезьян приснились Гималаи. Она видела, как в ярких лучах весеннего солнца тают длинные сосульки, свисающие с крыш храмов. Капли падают на колокола, и те отзываются мелодичным звоном. В тающих снегах начинают журчать первые ручьи, вода утекает, и старая обезьяна морщит во сне седую мордочку. На Город надвигаются Перемены.

Солнце уже встало. Вдоль Киркхэм-стрит по направлению к океану движется маленькая женская фигурка. Женщина не торопится. В руках у нее нелегкая ноша – хозяйственная сумка, набитая бутылками из зеленого стекла. Когда она спускается по каменным ступенькам к пляжу, бутылки позвякивают, распугивая чаек. Пронзительно крича, разозленные птицы поднимаются в воздух, словно обрывки бумаги, подхваченные ветром. Не обращая на них внимания, маленькая женщина продолжает свой путь вдоль берега, на котором отлив оставил водоросли и какие-то щепки. По дороге домой она соберет щепки и растопит ими свой камин.

Имя женщины – мисс Мигсдэйл. Одета она крайне практично: удобные прогулочные ботинки на тонкой подошве, шерстяные носки, твидовая юбка и куртка мужского покроя. Дисгармонию в наряд вносят инкрустированные бриллиантами изящные золотые часы на запястье. Следует оговориться, мисс Мигсдэйл любит все прочное, практичное и долговечное, а часы она нашла в пыли рядом с одним ювелирным магазином. Очевидно, мародеры обронили их, убегая. Честная женщина никогда не прикоснулась ни к одной драгоценной безделушке, которые украшали витрины когда-то фешенебельных улиц, но подобрала часы из грязи. Она ведь не украла их, а нашла. Что упало, то пропало.

До Чумы мисс Мигсдэйл жила одна и работала библиотекаршей в соседней начальной школе. После Чумы посвятила жизнь изданию собственной газеты – «Вести Нового Города». Она все еще жила в маленьком одиноком домике --">