Максим Андреевич Далин - Интервью

совсем собирался его выследить и убить. Только убить, разумеется, а не выпить. Сдался он мне с его подагрой и геморроем — кровью, в которой плавает всякая дрянь! Я никак не мог принять его теорию. Когда мало людей — это плохо, слов нет, охотиться сложно и накладки бывают всякие разные… но когда много — все гораздо хуже. Ты ведь, вероятно, и сам понимаешь: толпа в ярости — хуже землетрясения. Люди вообще добыча опасная, я их хорошо знаю, нахлебался. Трусливая добыча, совсем простая — но опасная. А скажи им — обижаются. Твоим сородичам, дружище, всю вашу историю хочется думать о себе, как о хозяевах мира, этаких непобедимых страшных-ужасных владыках — но тут уж мы никогда не мешали. Пусть думают. Здоровей будут.

Что дальше? Так-таки настоящей биографии хочешь?

Ты все-таки очень забавный. Зачем твоим читателям эта скучища? Это же было давным-давно, кому может быть интересно? Твое поколение ведь старых книжек не читает, старых картинок не смотрит, ему бы что-нибудь свеженькое и попроще, чтобы случайно мозги не перетрудить… Ну — ладно, если хочешь. Как там положено у людей?

Допустим, так. Я родился триста с небольшим лет назад, в руинах баронского замка на севере Каита, в милом местечке под названием Золотой Лес. Это там, где сейчас громадный автомобильный завод, фирма «Ураган», рекламный слоган «Домчишься быстрее ветра!». Никакого леса, конечно, уже и в помине, тоже зарождается мегаполис — но тогда были совершенно дикие, прекрасные места. Матушка, Исабель, Прекрасная Смерть, до меня жила среди людей, тут у вас, в Хэчвурте, — паршивенький, грязный, но уже довольно крупный был городишко, — мной рисковать побоялась, покинула город, охотиться ходила за тридцать миль. Очень осторожничала, чтобы никто из людей наше жилище не выследил. Своего отца, его звали Мэланор, Черный Ветер, я никогда не видел. Мы одиночки, никогда стадом не живем — только мать с потомством, да и то лишь пока потомство учится добывать пропитание.

Я оказался способным ребенком, рано начал — оставил ее, когда еще двадцати не исполнилось. Неловко, знаешь ли, было сидеть у матушки на шее, вынуждать ее убивать за двоих. Хотел себе доказать, что и сам справлюсь, а матушка меня поощряла. У нас совершенно здоровые инстинкты. Нас очень немного. Мы размножаемся очень редко. И наши громадные охотничьи угодья делятся четко — никогда не пересекаются, иначе не избежать склок и сведения счетов, а оскорблять себе подобных мы не выносим.

Мы себе подобных глубоко уважаем на расстоянии. А любовь — миг краткий и сладкий, ведь Она приходит к Нему на охотничью территорию, вдвоем можно нарушить равновесие в человеческом стаде, вызвать что-нибудь отвратительное… волей-неволей поспешишь. Неделя любви за сто лет жизни — это, наверное, маловато, но в целом мир устроен очень хорошо. Человеческое нытье, что кругом сплошная помойка, клубок несправедливостей и прочий ужас — гадость и глупость, хоть стадо и называет это философией. Человеческая цивилизация всегда стояла на вранье, люди до сих пор сами себе врут, стараясь только, чтобы было красиво, а мы всегда считали, что красивее всего искренность и понимание сути вещей. Здравомыслие, короче говоря.

Но с людьми общаемся. Почему — нет? Тебе же интересно? Ну вот, другим тоже бывает интересно. Матушка всегда мне говорила: среди людей попадаются особи разумные и даже способные что-то создать, на таких лучше не пытаться охотиться. Во-первых, еды и без них много, а во-вторых, можешь попасть в беду. Я все матушкины советы до сих пор помню; она меня добру учила.

К тому же нам полезно общаться с людьми, сказать по чести. У нас своей культуры нет — она с человеческой общая. Мы, как ты уже понял, существа, нельзя сказать, чтобы особенно стайные, но разум формируется в общении. С добычей, ага. Добыча у нас сообразительная, чтобы на неё эффективно охотиться, надо держать себя в интеллектуальной форме.

Я думаю, мы мимикрируем. Изображаем нечто привлекательное для людей, как богомол изображает цветок, например. Летит на цветок мушка, а её — ам! Но ведь человек — не мушка, его не обманешь одним только внешним подобием. Видимо, в какой-то момент мы стали мимикрировать и внутренне. Получилось хорошо: обычно у добычи и времени нет сообразить, с кем она имеет дело — ссебе подобным или с чужаком, который на неё охотится.

Ну ладно, всё это лирические отступления, ты прав. О себе? О себе, так о себе.

К моему рождению матушка моя уже не --">