Рэй Дуглас Брэдбери , Бен Бова , Пол Эш , Джей Уильямс , Стенли Вейнбаум , Дин Маклафлин , Джордж Генри Смит , Лестер Дель Рей , Джеймс Генри Шмиц , Арпад Балаж , Маршалл Кинг , Джон Вуд Кэмпбелл , Джеймс Бенджамен Блиш , Роджер Джозеф Желязны , Фредерик Л Уоллес - Космическая чума

каждый твой приход тебя придется обыскивать. Честно говоря, я не доверяю тебе.— Оружия не оказалось.

— Почему ты мне ничего не сказал о солнечном свете?

— Что? — медленно произнес Хартли.— О да. Я забыл. Я пытался передвинуть Смита несколько недель назад. Солнечный свет упал на него, и он начал на самом деле умирать. Естественно, больше я его не трогал. Похоже, что Смит смутно сознавал, что его ожидает. Может быть, даже планировал, я не уверен. Когда он еще мог говорить и жадно все поедать, до того, как его тело полностью затвердело, он предупреждал меня не двигать его в течение двенадцати недель. Говорил, что не любит солнце. Говорил, что это все испортит. Я думал, что он шутит. Оказалось, нет. Он ел, как животное, голодное, дикое животное, впал в коматозное состояние, и вот вам результат.— Хартли тихо выругался.— Я скорее рассчитывал, что вы продержите его на солнце достаточно долго, чтобы нечаянно его убить.

Макгвайр с трудом передвинул свои двести пятьдесят фунтов.

— Послушай, а что, если мы подцепим от Смита эту болезнь? Хартли взглянул на тело, его зрачки сузились.

— Смит не болен. Неужели вы не замечаете вырождение? Это как рак. Вы не заражаетесь им, вы наследуете тенденцию. Я начал бояться и ненавидеть Смита только неделю назад, когда обнаружил, что он существует, дышит и процветает с запечатанным ртом и ноздрями. Этого не может быть. Этого не должно быть.

Макгвайр проговорил с дрожью в голосе:

— Что, если ты и я, и Рокуэлл — все станем зелеными и чума охватит всю страну, что тогда?

— Тогда, — ответил Рокуэлл,—если я не ошибаюсь, что вполне возможно, я умру. Но это ни в малейшей степени меня не волнует.

Он повернулся к Смиту и продолжил свою работу.

Колокол. Еще колокол. Два колокола, два колокола. Дюжина колоколов, сто колоколов. Десять тысяч и миллион лязгающих, стучащих, грохочущих металлом колоколов. Родившиеся мгновенно и одновременно в тишине, вопящие, визжащие, ранящие, бьющие по ушам отголоски! Звенящие, поющие громкими и тихими, низкими и высокими голосами.

Из-за всего этого колокольного звона Смит не мог сразу сообразить, где он находится. Он знал, что не может смотреть, потому что его веки были плотно прижаты; знал, что не может говорить, потому что его губы срослись. Его уши были тесно зажаты, но тем не менее колокола колотили вовсю.

Он не мог видеть, хотя нет, он мог, мог, и это было как будто внутри маленькой темной красной пещеры, как если бы его глаза были повернуты внутрь его головы.

Затем Смит попробовал пошевелить языком, и неожиданно, пытаясь вскрикнуть, он осознал, что у него пропал язык. Нет языка. Странно. Почему? Смит попытался остановить колокола. Они утихли, наградив его тишиной, окутавшей его холодным одеялом. Что-то происходило. Определенно происходило. Смит попытался шевельнуть пальцем, но он ему не повиновался. Руки, ноги, голова, туловище — ничто не двигалось. Секундой позже пришло ужасное открытие, что он больше не дышит, по крайней мере при помощи легких.'

— Потому что у меня нет легких! — вскрикнул он, но вскрикнул внутренне, про себя, и крик этот обволокло темным, красным потоком, который поглотил, растворил в себе и унес этот крик, принеся Смиту облегчение и спокойствие.

«Я не боюсь, — думал он.— Я осознал это и не понимаю почему. Я понимаю, что мне не страшно, но не знаю причины этого.

Без языка, без носа, без легких. Но, наверное, позже они появятся. Да, конечно, появятся. Ведь что-то происходит».

Через поры его отвердевшего тела проникал воздух, пропитывая, как дождь, каждую часть его тела, вдыхая в него жизнь. Дыхание через миллионы жаберных пластинок, вдыхание кислорода, азота, водорода и Двуокиси углерода и усвоение всего этого. Удивительно. Билось ли еще его сердце?

О да, оно билось. Медленно, медленно, медленно. Неясный красный шорох, поток, река, вздымающаяся вокруг него, медленно, медленнее, еще медленнее. Как хорошо! Как легко!

Дни слагались в недели, и картина становилась яснее. Помогал' Макгвайр. Отставной хирург, он был секретарем Рокуэлла в течение нескольких лет. Не слишком много помощи, но хороший компаньон.

Рокуэлл заметил, что Макгвайр много, нервно и грубовато шутил по поводу Смита, стараясь сохранить спокойствие Однако как-то он прекратил это, поразмыслил и медленно проговорил:

— Слушай, до меня только сейчас дошло! Смит жив. Но он должен быть мертв. А он жив. О --">