Рэй Дуглас Брэдбери - Ночной звонок

невозможно, — голос молодого Бартона засмеялся вдалеке. — Я даже не знаю, будешь ли ты когда-нибудь отвечать на мои звонки. Это же все чистая механика. Ты говоришь не более чем с записью. Сейчас 2037 год. Сегодня на Земле началась ядерная война. Все жители колонии были отозваны с Марса и улетели на ракете. А я остался, я отстал!

— Все помню, — прошептал старик.

— Один на Марсе, — захохотал молодой голос. — Месяц, год, какая разница? Полно еды, полно книг. В свободное время я составил целую библиотеку записей на десять тысяч слов — ответы в моем исполнении, и подсоединил к телефонным реле. Через несколько месяцев позвоню, будет с кем поболтать. А через шестьдесят лет мои собственные записи позвонят мне.

Слезы закапали из глаз старика.

— Я создал тысячу Бартонов — пленки, отвечающие на любой вопрос — в каждом из марсианских городов. Целая армия Бартонов рассеется по Марсу, пока я буду ждать ракету.

— Глупец, — старик устало покачал головой. — Ты прождал шестьдесят лет. Ты состарился, ожидая, и все это время ты был один. Теперь ты стал мною, и ты все еще одинок в этих пустых городах.

— Не бей на жалость. Ты для меня чужак, человек из другой страны. Я не способен на грусть. Я живу, пока создаю эти записи. И ты жив, пока слышишь их. Мы оба непостижимы друг для друга. Ни ты, ни я ни о чем предупредить друг друга не в силах, хотя оба говорим по телефону, один — как автомат, а другой — с человеческим теплом в голосе. Сейчас я живой человек. Ты будешь живым человеком потом. Безумие. Я не умею плакать, ибо, не зная своего будущего, смотрю в него с оптимизмом. Эти надежно упрятанные записи способны реагировать только на определенные побуждения, исходящие от тебя. Разве можно заставить плакать мертвеца?

— Прекрати! — воскликнул старик. Он ощутил знакомые приступы боли. К горлу подкатила тошнота, перед глазами почернело. — Господи, каким бессердечным ты был!

Бартон долго сидел, держа в руках безмолвный аппарат. Сердце болело.

Что за безумие это было? Какая глупость, какое тайное вдохновение в те первые, молодые годы его одиночества заставляло собирать эти телефонные мозги — пленки, электрические цепи, составлять графики звонков и вводить их в программу реле?..

Звонок.

— С добрым утром, Бартон. Это Бартон. Семь часов. Вставай и радуйся жизни.

Опять!

— Бартон? Это Бартон звонит. Днем отправляйся в Марсианский Город. Установи там телефонный мозг. Я решил, что надо бы тебе напомнить.

— Благодарю.

Звонок!

— Бартон? Бартон. Пообедаем вместе? Гостиница «Ракета»?

— Хорошо.

— До встречи. Пока!

ДРРРРИНННННННЬ!

— Это ты, Бартон? Решил подбодрить тебя. Выше нос, и все такое. Завтра, наверное, прилетит ракета и спасет нас обоих.

— Да, завтра, завтра, завтра, завтра!

Но годы сгорели, и остался после них один дым. На много лет Бартон «законсервировал» коварные телефоны, а в них — множество хитроумных, точных ответов. Он должен был услышать первый звонок только тогда, когда ему исполнится восемьдесят лет. Если к тому времени будет жив. И вот теперь, сегодня, телефон зазвонил, и прошлое задышало ему в ухо, зашептало, разбудило память.

Его рука сама подняла трубку.

— Привет, старый Бартон! Здесь Бартон молодой. Мне сегодня двадцать один! За прошедший год я установил говорящие мозги еще в двухстах городах. Я населил Марс Бартонами.

Старик вспомнил те ночи шестьдесят лет назад, когда он, счастливый, насвистывая, мчался через голубые холмы и долины на грузовике, полном аппаратуры. Еще один телефон, еще одно реле. Все же занятие! Занятие умное, замечательное и грустное. Спрятанные голоса. Спрятанные, спрятанные. В те молодые годы, когда он не понимал, что такое смерть, когда старость была подобна слабому эху из глубокой пещеры грядущих лет… Этот юный идиот, этот кретин с садистскими наклонностями ни разу не задумался, что настанет день, когда ему доведется пожать посеянное.

— Вчера вечером, — сказал Бартон, возраст двадцать один год, — я сидел один в кинотеатре в пустом городе. Я поставил себе старые фильмы с Лаурелом и Гарди. Боже, как я хохотал! И тут возникла идея. Я тысячу раз наложил свой голос на одну и ту же пленку. Потом включил все это в городе. Звучит, как тысяча человек. Такой успокаивающий шум, гул толпы. Я устроил хлопанье дверей, дети поют, играют музыкальные автоматы, — и все управляется часовым механизмом. Если не глядеть в окно, а только слушать, все в --">