Владимир Шкаликов - Пустые слова

Игнатий Данилыч незаметно куснул себя за язык. Нет он не спал. Чертовщина какая-то.

Инженеры вежливо ждали. Пахло канифолью.

- Секунду! - попросил Игнатий Данилыч и зачем-то заглянул за последний лист - инстинктивная бессмыслица всякого потерявшего. И новая волна озноба покрыла все его тело "гусиной кожей". На дне папки россыпью лежала вся лекция. Неуловимо тонкие, хрупкие, невесомые буквы были свалены многотысячной приплюснутой кучей, сбившейся в угол бумаговместилища. Казалось, они готовы улететь при малейшем движении воздуха. Игнатий Данилыч задержал дыхание и попытался ухватить буквы вдруг задрожавшими корявыми пальцами. Но пальцы взяли пустоту.

- А можно вопрос, пока вы не начали? - раздался звонкий молодой голос.

Игнатий Данилыч оторвал взгляд от чуда и увидел очкарика, уступившего ему стол. Кивнул очкарику, отгоняя движением головы разноцветные круги перед глазами.

- Вот когда я учился в политехническом институте, начал тот, - нам говорили, что в первые месяцы войны сюда, в Чаинск, были эвакуированы 38 промышленных предприятий. А прочитать об этом как-то нигде не пришлось. Не могли бы вы что-нибудь присоветовать?

Это был спасательный круг. Кто-кто, а уж Игнатий Данилыч знал историю эвакуации из первых рук. Более того, он собственными руками делал эту историю!

- Принимал участие в эвакуации, - сказал он осторожно. - Я мог бы рассказать обо всем безо всяких источников. Но вам ведь интересно о вашем заводе, а мы все тридцать пять лет - на манометровом...

- Это ничего! - воскликнула раскосенькая в цветастой кофточке. - Я год работала на манометровом и ничего не знаю...

- Но тема лекции...

- Это тоже пустяки, - успокоил очкарик. - Пусть для узкого круга лекция называется: "Вклад города Чаинска в победу над фашизмом".

- Даешь! - сказала маленькая блондинка, за чей стол очкарик пересел, устраивая лектора. - Это ведь живая история! Даешь! Пожалуйста...

- А я - живой экспонат, - усмехнулся Игнатий Данилыч. Круги у него перед глазами уже исчезли, озноб кончился. - Только вот вымираем мы все быстрее. Особенно фронтовики.

- Мемуары вам надо оставлять, - сказал кто-то из-за кульмана.

- Мы ведь писаки неважные, - вздохнул Игнатий Данилыч. - Я, как на пенсию проводили, уже год читаю лекции, - он опасливо потрогал красную папку, - о рабочей гордости. Там и про историю приходится говорить. Ну, слушайте, раз интересно. Морозы тогда завернули под пятьдесят. Мы и сейчас не особо их любим, а тогда были только что из Москвы, кто в чем от войны утек...

...Через час, провожаемый аплодисментами, с развязанной красной папкой в одной руке и расстегнутым портфелем в другой, он вошел в кабинет начальника бюро.

- Ну, как? - поднялся тот из-за стола. - Довольны аудиторией?

- Вот как довольны! - заулыбался Игнатий Данилыч. - Славные у вас ребятки. Приглашали еще раз прийти, дорассказать.

- Вот и приходите. Я тоже послушаю. Вас проводить?

- Сам выберусь, - махнул папкой лектор. - Вы мне только вот что объясните: как такое могло случиться?

Он вынул из папки свой облысевший конспект и продемонстрировал осыпавшиеся буквы.

- Вот тебе раз! - удивился начальник бюро. - Отчего же это? Когда?

- Час назад. Здесь, у вас.

- И что вы об этом думаете?

- А что я могу думать? Я больше по слесарной части. За вами слово.

- Может быть, бумага такая? - почесал в затылке инженер. - Или на машинке лента некачественная?

- Вы еще скажите: от мороза, - рассердился Игнатий Данилыч. - Даже следов не осталось. - Он повернул бумагу ребром к свету. Оттисков литер на ней действительно не было. Начальник бюро всмотрелся в остатки текста.

- Так ведь это на ротаторе отпечатано!

- Да не важно, на чем! - вскричал пенсионер. - Важно, что буквы осыпались, как листья с клена. И притом не все.

- А знаете что? - сказал начальник бюро. - Это макулатура вам не очень нужна?

Игнатий Данилыч махнул рукой.

- Так оставьте ее мне. А к следующей нашей встрече постараемся разобраться.

- Постарайся, сынок, - сказал старый слесарь. - Бумага там, краска, ротатор или... А я через пару недель к вам загляну.

Оставшись один, начальник бюро поглядел бумагу на просвет. Потом поставил на листе свою подпись и потряс его за угол. Буквы не осыпались. Он снял с гвоздя ножницы и отрезал от листа узкую полоску. Вынул из кармана зажигалку и поднес к бумаге огонь. Полоска легко занялась и быстро сгорела. Он разглядел пепел - не появились ли буквы на нем. И, ничего не найдя, стряхнул его в пепельницу. --">