Сергей Анатольевич Смирнов - Без симптомов. Повести и рассказы

замершую в смятении на пороге палаты. Сделать еще один шаг она была не в силах.

- Он же умер! - встретив его взгляд, дрожащим голосом проговорила она.

Ремезов потянул простыню вверх, пока все тело с головой не покрылось белым.

- Да, Галочка… Ты права, - пробормотал Ремезов, не слыша себя и все вспоминая лик старика. - Что мы смогли?.. И в Москве вряд ли смогли бы…

Он с трудом разогнул затекшую спину и вздохнул - глубоко и медленно.

Медсестра так и осталась в дверях, застыв взглядом на простыне.

- Позови ребят, пожалуйста, - сказал ей Ремезов.

Санитары вошли, толкая перед собой каталку. Не поднимая глаз на дежурного врача, они загнали ка-талку в проход между кроватями и одним резким движением перенесли тело.

«Как живого, - подумал Ремезов, заметив, что тело не бросили, как бывало, а аккуратно положили, придержав голову. - Хорошие «солдатики».

Уже у дверей один из санитаров заговорил с другим вполголоса:

- Жаль деда, мировой был, веселый… Терпел.

- Ну, - откликнулся другой. - Нас бы так придавило - и чирикнуть не успели бы. А он еще неделю анекдоты травил… Молодец дед, сила.

Ремезов вышел за ними вслед.

Не делая никакого шума, санитары быстро провезли каталку мимо больных, сплотившихся полукругом у телевизора. Все пространство рекреации было пронизано сиянием экрана, и ярко, синевато светились застывшие лица больных, в бесчувственном любопытстве следивших за суетой и гомоном модной викторины. В окнах уже стоял ночной сумрак.

Ремезов вздрогнул от дурацкого ржанья и невольно взглянул на экран: там вертелось коромысло викторин-ной рулетки и бойко подпрыгивала игрушечная лошадка. Невольно выслушал Ремезов и какой-то странный вопрос о каких-то консервных банках в невесомости и так же невольно заинтересовался, раскапывая в голове возможный ответ, точно спрашивали именно его, дежурного врача в районной больнице.

Больные сидели неподвижно, будто загорали. Возвышенное и грустное чувство, с которым Ремезов вышел из палаты, начало проходить, теряться, а душа стала заполняться тупой беспечностью, с которой обычно, выйдя в конце дня со службы, говоришь себе: «Ну ничего… нормально… все в порядке…»

И Ремезов повернулся, чтобы поскорее уйти за пределы голубого свечения, но увидел медсестру. Она стояла, вжавшись в стену, ее большие глаза блестели,. искрились. Она смотрела на экран телевизора, пытаясь от-влечься, желая себе в эту минуту той же тупой, беспечности, но беспечность не входила, не пробивалась в ее душу - и в глазах было видно страшное напряжение противостоящих друг другу чувств.

Доктор Ремезов подошел к медсестре и взял ее за руку. Рука оказалась ледяной и влажной.

- Что ты, Галя, - стараясь ласково улыбаться, сказал ей Ремезов. - У тебя это впервые, да?

Медсестра с трудом отвела взгляд от телевизора.

- Да, Виталий Сергеевич.

- Что же… Сама знаешь, как в нашем деле…

У медсестры сжались губы, и на подбородке напрягся и потянулся вверх бугорок.

«Расплачется», - подумал Ремезов.

Но медсестра справилась с собой.

- Он такой веселый был, - проговорила она скороговоркой. - Все смешил… Я и капельницу с ним чуть не роняла… Привыкла. .

- Ну, ничего, успокойся, Галя, - сказал Ремезов, невольно разминая, разогревая ей пальцы. - Иди… выпей таблеточку седуксена, приляг. Я тебя разбужу, если что.

- Сейчас, - благодарно кивнула медсестра. - Я тут только еще немножко постою… Можно?

- Можно, - вздохнул Ремезов и, бросив взгляд на окна, присмотрелся к часам. - Через десять минут разгоняй всех. И так уже на полночи разгулялись…

Он оставил медсестру и пошел в ординаторскую.

Положив перед собой на стол, под свет настольной лампы, карту больного, Ремезов с особым вниманием, даже трепетом прочел на первой странице графы «фамилия, имя, отчество», «год рождения»… хотя знал их на память. Но за первой страницей карты было уже - чужое, к умершему будто бы уже не имеющее отношения, написанное руками трех врачей, из которых один - он, Ремезов… и в тех записях ему уже не найти ответа па какой-то очень насущный вопрос, который мучил своей бессловесностью, неразрешимостью, будто на Ремезова кто-то все время смотрел со стороны - с укором и не хотел ничего объяснять.

«Да что же за хандра теперь такая! - спрашивал себя Ремезов, откинувшись на спинку стула и потирая пальцами лоб. - Скорее уж не хандра, а предчувствие…» Ремезов наконец решил, что это - несомненно, --">