Александр Владимирович Тюрин - Полное выздоровление

более серо.

Малов принялся было обрабатывать решетку окна коронкой зуба и свивать из сэкономленной туалетной бумаги веревку, даже пытался сигнализировать наволочкой от подушки наблюдателям из общества защиты животных.

И вдруг решил — хватит цацкаться. Диверсия, захват заложников, киднэппинг, надо показать серьезный мужской подход.

И в означенный час нечто, похожее на разладившийся автомат, ворвалось в ординаторскую, где дежурил врач Куценко и, грузно навалившись со спины, принялось вязать докторские руки, приговаривая: «Тебе — каюк. Сейчас наступит, долго мучиться не будешь». Маленький доктор однако не растерялся, будто предвидел такой выброс злой энергии. Он, уйдя чуть вниз и вбок, ткнул громилу острым кулачком в пах, а потом резко выпрямившись — острым затылком в нос. Находясь в сильном затемнении, агрессор стал выдавать удары, которыми можно было уложить и быка хороших размеров. Но доктор аккуратно уходил от немилосердных кулаков. А затем подловил момент. Когда озверевший налетчик хорошо открылся, Куценко сделал захват руки, и, вывернув кисть, направил его тело в стену.

Впрочем, отчаянно борющийся киднэппер сумел немного свернуть и попал в стеллажный шкаф. Тот превратился в обломки и осколки. Спирт покинул разбитые колбы. Почуяв его запах, распоясавшийся злодей заревел как динозавр, который упустил вкусную добычу, и чиркнул спичкой. Той самой, прибранной со стола доктора.

Голубые огоньки сразу украсили руки и спину Малова. Чтобы избавиться от язычков пламени, он кое-как поднялся на четвереньки и, в обрамлении деталей шкафа, стал скакать по комнате, оставляя красные лучи от порезанных рук и коленей. Малова вынесло в коридор, но он не слышал топота ног, сотрясающего пол. Затем плотная материя облепила его, как земля покойника. Боль брызнула и замерла, покачивая ядовитыми головками. Он разглядывал их, а игла хозяйничала в его заднице. Боль унялась резко, ее сдернули как пенку с молока. Но вместе с ней ушел и воздух, будто Малова подсоединили к мощной помпе.

— Выключите насос, черти,— беззвучно орал он.

Насосы и черти были не при чем, химия поглаживала его дыхательный центр и щекотала клеточные мембраны, а потом погасила импульсы в коре и подкорке мозга. В покрывших мозг потемках и молчании появились неизвестные враги. Идя вглубь, они изводили смертным ядом все мешающее им и не трогали то, что доставляло им уют.

Малов открыл глаза, сфокусировал взгляд и сказал:

— Любая работенка у вас ладится, завидую. — Исидова орошала какой-то жидкостью его ожоги. Как всегда ее действия были умелыми, но почему-то особо смахивающими на работу с неодушевленным предметом. Надо было срочно избавиться от обиды на старшую медсестру. «Вы хотите, чтоб я стал частью многоголовой твари под именем «здоровый коллектив», вы это получите».

— Знаете, Исидова,— Малов приподнялся и облокотился на подставленное ею плечо,— я, кажется, вполне поддаюсь лечению. И теперь приступаю к оздоровительной процедуре.

— Какой-какой? — не поняла дама в белом.

— А вот такой,— Малов сжал кусок чего-то сытого холеного из исидовских телес и швырнул ее на пол. Она, бледная, всхлипывающая, попыталась заползти под топчан.

— Вы серьезно облегчили мою работу, я люблю темные места,— и нырнул следом.

Под топчаном завозились, торчащие наружу четыре ноги исполнили незатейливый танец. Потом ненадолго все стихло, и наконец, лежак перевернулся. Показалась яростно чихающая Исидова.

— Вы заплатите за это.

— Мы не в магазине, ваше замечание неуместно,— отозвался с пола Малов,— особенно после того, что между нами произошло. Не будете же вы говорить, что израненный больной человек с успехом покусился на вас. Нет, вы скажете, моя несравненная (в масштабах больницы): это была любовь на поле боя. В самом деле, ожоги горят, ужасть, почти как следы от ваших поцелуев.

— И не пытайтесь, лысый болван, догадаться, что я скажу и сделаю,— фыркнула Исидова, поправляя халат, прическу и еще что-то. — Вставайте же, не могу я весь день с вами возиться, через четверть часа инструктаж доктора Козлова.

А у Малова защемило сердце. Не от страха. Он знал наверняка, Исидова сейчас как ни в чем не бывало займется его ожогами. Просто он почувствовал

— что-то смылось безвозвратно. Малов прикинул, что это было, но так и не смог понять. Всю ночь он ворочался из-за холода снаружи и жара внутри, а наутро заметил, что его ногти --">