Анатолий Фисенко - Шаг из тьмы

Фисенко Анатолий ШАГ ИЗ ТЬМЫ

Луна выглянула из-за летящих туч, посеребрив их матовым блеском. Посветлевший лес притих, а затем снова очнулся ночными шорохами: заплакала неведомая птица, заухал филин, в кронах спящих деревьев простонал верховой ветер. Стараясь особо не хрустеть валежником, я неторопливо шел по тропинке туда, откуда тянуло дымком и присутствием человека. Костер оказался в указанном Прохором месте. Возле огня сутулился на пеньке пожилой мужчина в черном дождевике, рядом лежали «тулка» и рюкзак. С минуту я по привычке наблюдал из темноты, оценивая обстановку, потом шагнул на свет и кашлянул. Охотник вздрогнул, поморгал и хриплым со сна голосом осведомился: — Вы… кто? — Лесник, точнее, его помощник. Шел мимо, гляжу — чужой да с ружьишком. Балуются тут иногда. — Лицензию на отстрел? — мужчина полез за пазуху. — Зачем же? Верю. Закурить не найдется? — Пожалуйста, — он с готовностью вынул пачку «беломорканала», закурил сам, протянул мне. Я присел на соседний пенек и тоже задымил, прислушиваясь к окружающему. Лес высился вокруг черной мрачной громадой, чудился хруст ветвей, шепот людей, какие-то тени между деревьями. — Подстрелили кого-нибудь? — Увы, — собеседник дружелюбно улыбнулся, дремать ему, видимо, уже расхотелось. — Всего первый день. А вообще-то места знакомые, бывал. — И я люблю поохотиться. На крупную дичь… Значит, бывали? А вроде личность не припоминаю, прошу прощения. — Вы тогда пешком под стол ходили. Знаете поблизости Мертвую усадьбу? — Дурное место по мнению стариков: вампиры, оборотни и прочая нечисть. Сказки, конечно. — Вот-вот. Но мне когда-то довелось там ночевать, так чуть в них не поверил. Хотите расскажу? До рассвета все равно далеко и сон пропал. — Конечно, — сказал я, отводя глаза от пламени, — еще только полночь и мне пока некуда спешить. — Тогда пододвигайтесь, слушать долго. И простите за газетный стиль, я ведь по профессии журналист. Эта история случилась в мою довоенную бытность корреспондентом маленькой районной газеты, в то время, когда приходилось много разъезжать по селам и хуторам, затерянным в Глухмянской пуще, ночевать где попало, а порой всю ночь напролет трястись в телеге по бездорожью. Я был молод, самонадеян и любое поручение редакции воспринимал чуть ли не со щенячьим восторгом. Однажды в начале сентября я выехал в деревню Гниловатку для «освещения факта единичного приручения лося». Дождь, ливший неделю, размыл лесную дорогу, лошадь постоянно вязла в грязи и мой возница, седобородый тщедушный старичок, осип от ругани. Ночь была звездная, с неба замазанного тучами, беспрестанно моросило — мы вымокли, продрогли и в довершение ко всему заблудились. Когда кобыла стала и ни уговоры, ни понукания не стронули ее с места, возница бросил кнут в телегу и повернулся ко мне. Во тьме тускло блеснули зубы. — Приехали, гражданин корреспондент. Станция Березай хошь ни хошь, вылезай. Он захохотал, как филин, и неожиданно выругался. Я скорее догадался, чем увидел, что он искоса разглядывает покосившийся придорожный крест. Таких уже попадалось с десяток — и каждый раз старик снимал фуражку и кланялся, так что его неожиданный атеизм выглядел несколько странно, впрочем, тогда меня волновало другое: выспаться и хоть немного обсушиться. — Где располагаться будем, Семеныч? Надеюсь, не на дороге? — А хоть бы и так, — он сплюнул в темноту. — По мне лучше в берлоге, чем в Мертвой усадьбе. Поганое место. — Усадьба? — оживился я. — И переночевать найдется? — А как же. Все проспишь — не добудишься. — Вот и славно, — я зевнул и демонстративно откинулся на мокрую солому, показывая готовность остановиться у лешего, лишь бы под крышей. Старик минуту помедлил, потом махнул рукой и сердито дернул вожжи: — Н-но, заупокойная! Мы поехали. Сквозь тучи иногда проглядывала луна, но светлей не становилось. Я следил за проплывающими вверху кронами деревьев и думал, что попутчик — человек несомненно своеобразный, только не для ночного леса. Случайно ли заблудились? Между тем елки расступились и на большой поляне забелело длинное одноэтажное строение наподобие казармы. У грязных стен теснились папоротник и чертополох, окна преимущественно без стекол, с жалкими остатками рам. Телега остановилась, но выбираться не хотелось. Чем-то здесь не нравилось — слишком тихо было, даже перестала дразниться незримая птица. Казалось, это место заколдованно спит и ждет своего часа. --">