Евгений Ануфриевич Дрозд - Феникс

Дрозд Евгений ФЕНИКС

I

Сигнал интеркома острогой пронзил душу и выдернул ее из уютной заводи сновидения навстречу беспощадной реальности. Не раскрывая глаз, я нашарил на стене клавишу ответа.

— Да, — сказал я хрипло. — Слушаю.

Голос капитана-психолога звучал несколько виновато.

— Извините, Геннадий Альгертович, что разбудил вас раньше времени, но нам нужно поговорить. Прошу вас зайти минут через десять в кают-компанию. — Слушаюсь, Евгений Дмитриевич, через десять минут буду. — Я еще вас попрошу — разыщите Вараксу и тоже пригласите ко мне. — А где он может быть? — Не знаю. Во всяком случае, не в своей каюте. Там никто не отвечает. — Хорошо, Евгений Дмитриевич, выхожу… Капитан дал отбой. Я посмотрел на часы. До моей смены оставался еще час, а поспать мне дали всего лишь три. Я застонал. Господи, когда, наконец, я смогу выспаться? Перевернуться бы сейчас на другой бок, уткнуться в подушку, зарыться в одеяло и ничего не слышать… Я вскочил с койки, потому что чувствовал еще секунда, и я закрою глаза и в самом деле засну. Быстро оделся, убрал койку в стену. В каюте, более похожей на одноместное купе, царила мягкая полутьма утренних сумерек. Я с детства люблю такое освещение, поэтому света включать не стал. Термос с кофе я приготовил еще с ночи, он стоял на столике около единственного в каюте иллюминатора. Отпивая маленькими глоточками горячую, горькую жидкость, я приблизил лицо к толстому, закаленному стеклу. Под нами были горы. Видимо, «Цандер» пролетал уже над Гималаями. Заснеженные вершины медленно проползали совсем рядом с самолетом, и шли мы, судя по всему, на высоте три-четыре километра. Я допил кофе, ополоснул стаканчик-колпачок и вышел в коридор. Здесь было пусто и темно. Плафоны горели через один и то вполнакала. По сторонам шли закрытые двери кают «галёрников» и других членов экипажа. Почти на половине из них висели прикрепленные липкой лентой бумажки с красным крестом. Знак карантина. Размышляя, куда черти могли в такой час занести Вараксу, я дошел до каюты бортового доктора. Дверь была приоткрыта, я постучал и, придерживая дверь за ручку, заглянул внутрь. Доктор в одежде сидел на откинутой койке — то ли уже встал, то ли еще не ложился. На коленях у него стоял открытый чемоданчик со всякими медицинскими причиндалами. Доктор что-то в нем перекладывал, чем-то звякал. На столике у иллюминатора бледным пламенем горела спиртовка. Надо полагать, что доктор, как и я, любил покойный час утренних сумерек, поскольку электричество и у него не было включено. — Доброе утро, Роберт Карлович, — сказал я. — Как там наши? Доктор, не отрываясь от своего занятия, что-то буркнул. Слов я не разобрал, но этого и не требовалось. И так было ясно, что утро отнюдь не доброе и что больные продолжают оставаться больными. И на ноги они встанут не скоро, а значит, и выспаться мне и всем остальным «галерникам» придется тоже не скоро. Не раньше чем вернемся в Капустин Яр. «Цандер» заложил пологий вираж, мы вышли из тени горного массива, и через иллюминатор в каюту ворвались прямые лучи только-только взошедшего солнца. Огонь спиртовки стал совсем невидимым, а на лице доктора резче обозначились морщины, складки у рта и мешки под глазами. «Да, — подумал я, — старику нелегко… Впрочем, кому сейчас легко?» А вслух сказал: — Извините, доктор, вы случайно Вараксу не видели? Роберт Карлович со вздохом захлопнул чемоданчик и посмотрел наконец в мою сторону. Даже при таком освещении было заметно, что глаза у него красные от бессонницы. — Я видел Вараксу, Геннадий Альгертович, — усталым голосом ответил он. Четверть часа назад Богдан Янович проследовал на смотровую площадку на верхней палубе «Цандера», чтобы, по своему обыкновению, встретить рассвет и позаниматься дыхательными упражнениями. Вы его там найдете, Геннадий Альгертович… — Спасибо, Роберт Карлович, извините, — проговорил я, аккуратно прикрывая за собой дверь Век живи — век учись. Оказывается, у Вараксы есть привычка встречать рассвет, а я об этом даже не подозревал. А ведь он числится в моей четверке «галерников».. Смотровая палуба не герметизирована, и по ней гуляют ледяные сквозняки. Я запахнул полы куртки и сглотнул слюну, чтобы выровнять давление. Богдан, голый по пояс, стоял у широкого, во всю стену, смотрового окна и сквозь поляроидные стекла мрачно созерцал огненный шар, висевший в фиолетовой пустоте меж двух сверкающих, заснеженных пиков. --">