Артур Чарльз Кларк - Девять миллиардов имен Бога

закончился ничьей. Сказалось мастерство сэра Хэтрика Клеймана, адвоката, ради услуг которого БРО пришлось продать лунную недвижимость по заоблачным ценам. Далее общество решило добиться в суде отмены закона от 1940 года, устанавливающего ограничения на ракетные двигатели, и это был как нельзя более удачный шаг: произошедший в ходе слушаний взрыв демонстрационной модели полностью уничтожил оппозицию (и чуть ли не весь район Темпл-Бар в придачу). К слову, по итогам обширных раскопок выяснилось, что в здании суда во время катастрофы не было ни одного члена БРО — крайне интересное совпадение. Более того, оба уцелевших утверждают, что за несколько минут до взрыва Гектор Гептан, президент общества, прошелся вплотную к ракете, а затем поспешно покинул зал. Началось расследование, но было слишком поздно: мистер Гептан уехал в Россию, чтобы, по его словам, «продолжать работу в условиях, свободных от пороков капиталистической системы, в стране, где рабочие и ученые получают достойное вознаграждение за труд в виде благодарности товарищей». Но я несколько отвлекся.

После отмены закона данная область британской науки смогла развиваться далее, и новым толчком для этого послужила находка в Сюррее огромной ракеты с надписью: «Собственность СССР. Просьба вернуть в Омск» — судя по всему, одной из ракет мистера Гептана. Перелет из Омска в Англию (хотя теоретически вполне возможный) выглядел определенно выдающимся достижением, и только много лет спустя выяснилось, что ракета была сброшена с самолета членами Ракетной ассоциации Дирбулшира, которые уже в то время были большими охотниками за шумихой.

К сорок пятому году в стране было около двадцати подобных обществ, и все они сеяли разрушения то тут, то там. Наше общество, хотя и было основано лишь в сорок девятом, но имело на своем счету одну церковь, две методистских часовни, пять кинотеатров, семнадцать магазинов и бесчисленное множество частных домов. Любой непредубежденный ум не станет сомневаться, что внезапное обрушение лунного кратера Витус вызвано одной из наших ракет, несмотря на заявления французских, немецких, американских, русских, испанских, итальянских, японских, швейцарских, датских и многих прочих обществ, каждое из которых тщится убедить весь мир, что именно оно запустило ракету в сторону Луны за несколько дней до того, как был зафиксирован данный феномен.

Сперва мы довольствовались тем, что делали модели побольше и запускали их повыше. Эти испытательные ракеты снабжались оборудованием для записи температуры, давления, а также всего прочего, и первыми узнавали, где они приземлились, наши адвокаты. Работа продвигалась весьма успешно, пока непростительное предательство страховой компании не вынудило нас начать постройку большого пилотируемого космического корабля. К тому моменту у нас имелось новое топливо, о котором я не могу здесь распространяться сколько-нибудь подробно. Скажу лишь, что это сложный углеводород, в который наш химик, доктор Останофф, с величайшей изобретательностью ввел не менее шестнадцати четверных углеродных связей. Новое вещество оказалось столь мощным, что поначалу привело к смене всего лабораторного персонала, но в ходе дальнейших исследований топливо удалось стабилизировать, так что взрыв происходил в надлежащее время в девяноста семи с половиной случаях из ста — неимоверное превосходство перед в три раза более тяжелым гипергизоном доктора Шестерна (двадцать случаев из ста) и гептафлюоридом азота профессора Шарнира (вероятности просто несопоставимы).

Корпус тридцатиметрового корабля состоял из литого необакелита, иллюминаторы — из кристаллюкса. Ступеней — только две, чего благодаря новому топливу было вполне достаточно. Все это влетело бы в круглую сумму, если бы мы собирались платить. Ракетные двигатели из борокремниевого сплава были рассчитаны на несколько минут работы. Во всем остальном корабль ничем не отличался от любого другого спроектированного нами ранее, за тем исключением, что был единственным, построенным на самом деле. Мы не собирались на первый раз улетать слишком далеко, но обстоятельства, о которых я поведаю ниже, непредвиденным образом изменили наши планы.

Первого апреля 1952 года все было готово для пробного полета. По обычаю я разбил вакуумную колбу о борт корабля, окрестив его «Гордость Галактики», и мы (то есть я и еще пять оставшихся в живых из двадцати пяти членов --">