Константин Николаевич Якименко - Исполнители

Константин Якименко ИСПОЛНИТЕЛИ

Лере Малаховой

без неё этого рассказа просто не было бы

Идиот всё-таки этот Генри!

Вчера днём его исполнители вернулись. Десять сами пришли, а двоих принесли. И одна из них — Лейла. Её и не узнать было… ну, после дистортера оно понятно: чуточку подольше — и не осталось бы уже, чего нести. Может, оно б так и лучше — не посмотрел бы этот дурак в последний раз на свою ненаглядную, ну, и принял бы спокойнее.

В Восточном Либератоне заварушка была. Бунт, красная тревога. Генри ещё переспросил тогда: точно красная? не оранжевая? Точно, говорят. Тебе ближе поднимай всех своих. А всех — это значит всех, и никак иначе. Ну, ясно: если красная — то не просто от голода людишки разбушевались, или свободы им, видите ли, не хватает. Значит, кто-то там знает слишком много. С обычными крикунами проще, можно газом обойтись. Но когда дело информации касается тут важно ни одного не упустить. Кто владеет информацией — тот и умами владеет. Тот и за ниточки дёргает. Всегда так было, ну а теперь особенно.

В новостях это не показывают, конечно. Ну, скажут: были небольшие беспорядки, но мир и спокойствие уже восстановлены. То, что после восстановления нескольких сотен как не бывало — никому знать не надо. Есть такое универсальное слово: контроль. Забрали на контроль, скоро они вернутся, не о чем переживать. Ну да — вернутся, конечно… ведь не врут, вот что характерно.

Но надо ж было так, чтоб именно Лейлу… Оно понятно — когда против сотен, то какая бы мгновенная реакция ни была, во все стороны сразу не увернёшься. Дистортер, опять же… но ведь могло и другого кого-нибудь.

Ну, а Генри убивается. Слёзы в три реки… или как там обычно говорят. Я ему: ты чего, дурик? ты мужик или кто? Он только рукой махнул: оставь, мол, не до тебя, иди на фиг ко всем чертям. Я вечером к нему зашёл всё-таки. Он ведь не такой, как я, у него всё прямо на лице написано. Я и говорю: ты что, в самом деле в исполнители решил податься? Ты идиот, что ли? Он то ли кивнул в ответ, то ли так просто головой махнул. Мол, может, и идиот — какая теперь, к ядрёной фене, разница? Вот тогда я ему и врезал в челюсть хорошенько. Генри упал сначала, потом подхватился. Хотел, видно, сдачи дать, но я его удержал — на пол сбросил и прижал покрепче. Говорю, ты очнись и головой подумай, а то она у тебя, видать, без толку на шее болтается. Ну что тебе эта Лейла? Она ведь не человек, даром что с виду девка — неужели не понимаешь? Хочешь, тебе три таких Лейлы сделают? Ну, ты ж сам знаешь: пойти к Санько и заказать — через недельку будет. И всех делов-то! Ладно, говорю: ты сейчас не морочь свою дурную башку, а проспись как следует. Завтра потолкуем.

Оно, в общем, понятно, чего он так. Она ведь не просто одна из этих была. Она настоящая была. Ну да — настоящая! Такого, естественно, в новостях тоже не рассказывают. Те, кто новости по голику смотрят, они даже слова такого не знают — исполнитель. Ну, то есть слово-то знают, конечно, но вот что оно в наше время означает… Они же верят, что законы у нас гуманные. Что полное стирание у нас запрещено даже для самых гнусных преступников. Только разрушение ассоциативных связей и частичная коррекция, не больше, ну что вы! Меня это, кстати, всегда забавляло: мол, разрушение связей обратимый процесс, поэтому так — гуманно, а почистить совсем — нет. Как будто кто-то когда-то станет его намеренно обращать, этот процесс. Возьмёт образцово законопослушного гражданина, и снова из него возмутителя спокойствия сделает — ну не смешно ли?

Я ещё много чего знаю, что в новостях не увидишь. Вот в двенадцать лет все ген-контроль проходят — и нормально, давно привычная процедура, чего уж там. А то, что матрицу генома целиком при этом снять — плёвое дело, никто не задумывается. Да и с чего бы им о такой хрени задумываться? Они же знают: всё, что надо человеку для счастья, у них есть. Это ведь с пелёнок вбивают. А много думать — вредно. Заболеешь и свихнёшься. Станешь преступником…

А оттуда и в исполнители прямая дорога. Или в координаторы. Вроде меня и Генри.

Так вот: у всех матрицы, конечно, не снимают. Слишком дорогое удовольствие — это ж сколько памяти надо, чтоб их хранить! Но у самых правильных, нормальных, чистых, здоровых — снимают обязательно. Вон у Санько полный доступ к архиву — прийти и сказать: а выдай-ка мне вот такого вот индивидуума! Ну, просто так он не даст, конечно. Но если для дела --">