Александр Сергеевич Пушкин , Алексей Николаевич Толстой , Андрей Платонов , Иван Сергеевич Тургенев , Антон Павлович Чехов , Александр Александрович Бестужев-Марлинский , Алексей Константинович Толстой , Михаил Юрьевич Лермонтов , Антоний Погорельский , Валерий Яковлевич Брюсов , Александр Иванович Куприн , Александр Степанович Грин , Александр Фомич Вельтман , Михаил Николаевич Загоскин , Владимир Федорович Одоевский , Всеволод Вячеславович Иванов , Константин Сергеевич Аксаков , Федор Кузьмич Сологуб (Тетерников) , Владимир Павлович Титов , Николай Алексеевич Полевой , Иван Васильевич Киреевский , Орест Михайлович Сомов , Ефим Давидович Зозуля - Русская и советская фантастика (повести и рассказы)

посвятившего Владимира Петровича в тайну, „воскресение“ графа Б., смерть Софьи. Всего этого было бы достаточно, чтобы смутить, заставить отказаться и от любви, и от чудесного дара. Однако герой Одоевского с завидным упорством добивается своего. Он не просто орудие в руках судьбы, поскольку в „звездном мире“, по собственному признанию, — „действователь“. Впрочем, и в реальной жизни он ведет себя очень активно, отличаясь этим от героев предшествовавших фантастических произведений, с покорностью принимавших свою судьбу и даже самую гибель.

Проблематика Одоевского выводит повесть за рамки противоборства реального и фантастического. Сверхъестественное остается непостижимым, но из области мистики Одоевский переносит его в область физически закономерного, хотя и непонятного. Основа синтеза реального и фантастического — человек гармоничный и чистый. Вот почему Софья завещает герою: „Чистое сердце — высшее благо; ищи его“.

Отчаяние не сводит Владимира Петровича с ума. Потрясенный и гибелью Элизы — своей возлюбленной, и самопожертвованием отвергнутой кузины, сам он все же остается жив. Но, очевидно, ему легче было бы умереть…

Фантастическое нередко лишь форма выявления социальной трагедии, самой сущности века. Гибнет студент Вальтер Эйзенберг в одноименной повести К. Аксакова — героя преследует злая сила, которая неизбежно становится частью его самого. Разоряется и теряет царство Нурредин в новелле И. Киреевского „Опал“. И он также слишком поздно постигает простую истину: и зло, и добро, и реальность, и мистика — внутри нас.

Завершают традицию психологической и философской фантастики XIX века повести И. Тургенева и А. П. Чехова. На первый взгляд, источником фантастического могущества по-прежнему остаются силы внешние. У Тургенева — Эллис, идеальное существо, которое показывает рассказчику то одну, то другую сторону жизни, путешествуя не только в пространстве, но и во времени.

Основной прием Тургенева в „Призраках“ — контрасты. Психологические, эмоциональные, социальные. Герой, созерцающий красоту природы, внезапно, почти без всякого перехода оказывается в центре страстей и переживаний человеческих, наблюдает за шествием Цезаря, видит бунт Стеньки Разина. Душа художника внимает страданиям и горестям людским, осознает несправедливость социального устройства, но не находит выхода.

Эллис настойчиво влечет своего избранника в прошлое, показывает ему сцены насилия и жестокости, которые он предпочитал (и предпочитает) не замечать. Вспугнутой птицей удаляется он от тяжелых впечатлений, Эллис даже упрекает его в малодушии. Ведь художник не должен отворачиваться от боли и несправедливости.

Но было бы слишком просто видеть в „Призраках“ лишь аллегорию. Историк М. М. Ковалевский находил в повести „всю субъективно понятую историю человечества“. Сам Тургенев ценил в „Призраках“ ту же субъективность, лирическое начало, то, что критик П. В. Анненков назвал „элегией“, „историей художнической души“. Действительно, в свою „фантазию“ Тургенев внес слишком много личного, слишком много реальности, нарушая тем самым соотношение объективного и субъективного, чудесного и материального.

Ф. М. Достоевский отмечал: „Призраки“ похожи на музыку», «наполнены тоской». Эта тоска вызвана как будто бы предчувствием. Превращение затрагивает не только героя, но и его спутницу. Эллис гибнет, так как ее преследуют какие-то высшие силы. Как бы ни была фантастична фигура «на бледном коне», в ней легко угадать апокалипсического всадника — Смерть, «ничтожество», по выражению Тургенева. Не потому ли гибнет Эллис, что она воплощает память? Если не считать несколько странной слабости да переживаний, герой Тургенева после встречи с Эллис не изменился, он не испытал никакого превращения, только способность летать покинула его навсегда. Тургенев сохранил еще внешнего носителя фантастики, даже попытался придать ему черты традиционного существа — вампира, но поставил под сомнение необходимость этого носителя^[4].

Еще более очевидна условность явления-призрака в повести А. П. Чехова «Черный монах». Черный монах рассматривается и автором, и персонажами повести, даже самим героем, как проявление болезни, галлюцинация. Однако это видение номинально остается носителем фантастики, поскольку именно встреча с ним кладет начало всем происшествиям. Но первопричина происходящего — любовь --">