Сэмюэль Р. Дилэни - Время, точно нитка самоцветов

подошедшего узнать, в чем там дело.

Сработало.

Я свернул на Девятую авеню и за три шага перешел на не привлекающую внимания, но быструю ходьбу...

— Эй, подожди! Да подожди же...

Я узнал голос (даже спустя два года такой голос трудно не узнать), но не остановился.

— Постой! Подожди! Это же я, Ястреб!

И я остановился.

Его имя еще не упоминалось в этой истории; Мод имела в виду того Ястреба, афериста, мультимиллионера, который занимался своими махинациями в той части Марса, где я еще не бывал (а он ох уж как крепко держит в своих когтях все преступные делишки в системе), то есть совсем другого человека.

Я отступил на три шага.

Мальчишеский смех:

— О, дружище! Видок у тебя, как будто только что тебе пришлось поучаствовать вовсе не в том мероприятии, в котором бы хотелось.

— Ястреб? — спросил я тень.

Он был еще в том возрасте, когда за два года можно еще на дюйм-другой подрасти.

— Ты все еще здесь бываешь? — спросил я.

— Иногда.

Это был изумительный малыш.

— Послушай, Ястреб, мне надо отсюда рвать когти. — Я оглянулся.

— Сматывайся, — он подошел поближе. — А можно я с тобой?

Как тут не усмехнуться.

— Ага. — Просто смешно, когда он задает подобные вопросы. — Пойдем.

* * *

Пройдя полквартала, при свете уличного фонаря я разглядел, что волосы у него все того же тусклого, как сосновая лучина, цвета. Его запросто можно было принять за потасканного бродягу: замызганная черная хлопчатобумажная куртка на голое тело, потертые черные джинсы — это было видно даже в темноте. Ходил Ястреб босиком; даже при свете фонарей не составляет труда понять, что за человек может целыми днями разгуливать босиком по Нью-Йорку. На углу он улыбнулся мне и запахнул куртку, прикрыв грудь и живот, обезображенные шрамами. Глаза у него ярко-зеленые. Вы уже узнали, кто это? Если нет — мало ли какие перебои бывают в распространении информации по мирам и миркам — то скажу, что по берегу Гудзона рядом со мной шел Ястреб, Певец.

— Давно вернулся?

— Всего несколько часов назад, — ответил я.

— Что-нибудь привез?

— А тебя действительно это интересует?

Он сунул руки в карманы и пристально на меня посмотрел.

— Конечно. Я бы не спрашивал.

Я вздохнул, как взрослый, которого вывело из себя собственное чадо.

— Хорошо.

Мы прошли целый квартал портового района; все вокруг казалось вымершим.

— Присядем.

Я сел, повернувшись к Ястребу лицом, и большим пальцем провел по краю портфеля.

Ястреб поежился и склонился над приоткрытым портфелем.

— Ух ты... — он вопросительно прищурил свои зеленые глаза — Можно потрогать?

Я пожал плечами.

— Пожалуйста.

Он запустил в них костлявые, с обгрызенными ногтями пальцы — и извлек из портфеля две. Потом положил обратно и достал еще три.

— Вот это да! — прошептал он. — Сколько все это стоит?

— Раз в десять больше, чем я надеюсь получить. Мне нужно просто побыстрее от них избавиться.

Он опустил глаза и поболтал ногой.

— В любую секунду их можно выбросить в реку.

— Не прикидывайся дураком. Я пытался найти человека, который раньше постоянно ошивался в том баре. Это был на редкость расторопный тип.

Оставляя за собой пенистую волну, по Гудзону неслось судно на подводных крыльях. На палубе его уместилось с десяток вертолетов — скорее всего их везли на аэродром береговой охраны, что неподалеку от Веррасано.

Страх, навеянный Мод, заставил меня еще некоторое время переводить взгляд с мальчишки на транспортное судно и обратно. Но вот уже судно с гудением скрылось в непроглядной тьме.

— Но сегодня моего человека слегка порезали, — продолжил я.

Ястреб деловито сунул руки в карманы и уселся поудобнее.

— И это усложняет дело. Я, конечно, и не рассчитывал, что он заберет все сразу, но, по крайней мере, он мог вывести меня на людей, которым бы это было под силу.

— Сегодня я буду на приеме, — он умолк, обгрызая остатки ногтя на мизинце, — где ты наверняка сможешь их продать. На «Вершине Башни» Алексис Спиннел устраивает большой прием в честь Регины Аболафии.

— На «Вершине Башни»?..

Да, давненько я не общался с Ястребом. «Адская кухня» — в десять; «Вершина Башни» — в полночь...

— Я там буду из-за Эдны Сайлем.

Эдна Сайлем — старейшая Певица Нью-Йорка.

Имя сенатора Аболафии в тот вечер уже мелькало надо мной световой полосой. И кроме того, в памяти всплыло имя Алексиса Спиннела; в одном из бесчисленных журналов, прочитанных мною от корки до корки в --">