Борис Федорович Лапин - Ничьи дети

обнаружилось слабое звено вашего отлично продуманного и прекрасно поставленного предприятия: вы скупаете людей, вы рабовладелец, а в нашей свободной стране человек не может быть собственностью человека!

— Но позвольте! — Климмер поднял руку, точно пытаясь заслониться, и беспомощная стариковская гримаса исказила его лицо. Казалось, он вот-вот расплачется. Но Тхор «не позволил».

— Вы преступник, доктор Климмер, и я вынужден, как это ни прискорбно, отправить вас на электрический стул. Все. Прощайте!

Тхор встал. Он был удовлетворен; удар нанесен по всем правилам; что же дальше — нокаут или выброшенное на ринг полотенце?

Старикашка неподвижно сидел в своем кресле. Тхор ждал чего угодно: истерики, взрыва бешенства, даже выстрела в упор. Но ничего не произошло. Климмер улыбнулся застенчиво и беззащитно.

— Хорошо, господин Тхор, вы получите две сотни опытных образцов. Но имейте в виду: если пронюхают журналисты…

Расставаясь, они пожали друг другу руки.

У себя в лимузине Тхор тщательно протер руки одеколоном, который постоянно возил с собой на всякий случай, и выбросил платок за окно.

3

Старик шел бесшумно, как ходят в джунглях только ягуары да охотники-лоринганцы. Ни одна веточка не хрустнула, ни одна кочка не чавкнула, а ведь ночь была такой темной, что земля под ногами виделась сплошным бездонным провалом. Но Старик знал свою землю.

Он никого не опасался; звери благоразумно предпочитали обходить его стороной, а каратели не смогли бы проникнуть в эту глушь да топь — смерть ждала их здесь на каждом шагу; и все-таки Старик шел бесшумно — он не умел ходить иначе.

Не видя ничего, он обогнул густо заросшее травой озерцо, опасное даже днем; еще два поворота, и будет деревня, в которой он заночует; эта деревня уже вне досягаемости карателей, руки коротки; тем более не дотянуться им до партизанского центра в джунглях, в самой середине болот; туда ему идти еще день — завтра. Это на побережье, где большие города и хорошие дороги, «акулы» смогли установить свои порядки, но в джунглях им делать нечего; пока есть джунгли, народ не покорить, а джунгли — почти вся Лорингания. Под покровом джунглей партизаны могут незаметно собрать в кулак свои силы и ударить в самый неожиданный момент, а потом бесследно раствориться в болотах под носом у карателей. Армия «акул» сильна и многочисленна, только не очень-то надежна; ее солдаты — дети крестьян, рыбаков, рудокопов, а кому по душе воевать против своего народа? Единственная опора «акул» — каратели, наемники без роду и племени, их можно повернуть и против партизан, и против армии; но таких немного; и все-таки правительство «акул» держится на них. Только вопрос — долго ли продержится правительство, чуждое не только народу, но и армии? Казалось бы, дни его сочтены. Но год идет за годом, а партизаны все не могут взять верх, то наступают, то вновь отступают, и Командир говорит: «Наш час еще не настал». Конечно, ему виднее, Командиру; взять власть — полдела, главное — удержать, ее; и все же народ устал, скорее бы создавалась «ситуация», о которой толковал Командир…

Так думал Старик, подходя к деревне. Он всегда думал в пути. Длинная дума сокращает длинную дорогу — это знает любой лоринганец. Внезапно думы его оборвались; Старик насторожился, как ягуар, почуявший опасность; его ухо не уловило ни единого из тех еле слышных звуков, которыми обычно встречает путника деревня. Что могло случиться? Болезнь, подкосившая все двадцать деревенских хижин? Но тогда тревожно скрипел бы на всю округу флюгер, предупреждая прохожих, чтоб обходили деревню стороной. Наводнение? Но вода не подымалась эту неделю. Пожар? Не чувствовалось запаха гари. Каратели? Но им не пройти через болота, а вертолеты и парашютисты бессильны в джунглях. Разве что опылили это место каким-нибудь ядовитым порошком или; отравили газом? Но его нос не заметил ничего такого. Тогда в чем же дело?

Старик шел особенно осторожно — неведомая опасность подстерегала его впереди — и думал особенно старательно, но не мог придумать ничего, что хоть как-нибудь объяснило бы тревожащую тишину деревни.

Дойдя до нужного места, он трижды кинул в темноту пронзительный свист ночной птицы — никто не отозвался. Тогда Старик крадучись, готовый каждое мгновение метнуться прочь и слиться с землей, пробрался на деревенскую площадь. Вокруг смутно маячили силуэты хижин; нигде ни огонька; пренебрегая опасностью, он тихо --">