Максим Михайлович Тихомиров - Некуда бежать

своих прожекторов.

В воцарившемся хаосе Гордин без дальнейших приключений миновал анфиладу прорезанных лучом дверных проемов, насквозь пройдя район складов. Ни один патруль ему больше не встретился. За собой он оставлял дымящуюся полосу в камне мостовой: стремясь избежать дальнейших разрушений, Гордин направил ствол аппарата в землю. Через несколько минут пламя в камере погасло.

В отдалении от охватившей порт суматохи, прячась в тени многоэтажного пакгауза, Гордина ждал автожир. Его пилот, плечистый здоровяк в меховой дохе и треухе, сверкнув гоглами, приветствовал Гордина коротким кивком и помог устроиться в кабине. Других пассажиров не было.

— Значит, на «Станиславском» канцеляристы, а вокруг оцепление? — полуутвердительно спросил пилот.

— Верно, — сказал Гордин, откидываясь на сиденье и прикрывая глаза. Вместе с внезапной вспышкой раздражения накатила, наконец, дикая усталость. — Иначе зачем бы мне быть здесь?

Приглушенно стучали, прогреваясь, двигатели автожира. Винты бесшумно вращались, набирая обороты.

— Ваших рук дело? — спросил пилот, мотнув головой в сторону поднимающегося над крышами складов зарева.

— Увы, — ответил Гордин и с отвращением отбросил саквояж. Тот закатился под лавку. — Уйти тихо не получилось.

— Чем вы их так? Бомбы? — спросил пилот.

— Нет. Тепловой луч.

— Тоже ваша разработка? — голос пилота звучал теперь еще более уважительно.

— О нет, — слабо улыбнулся Гордин. — Изобретение моего приятеля, не оправдавшее его надежд. Мечты о мировом господстве, канувшие в небытие вместе с ним самим, когда оливиновый пояс оказался лишь мифом.

— Мифом? Да неужели? — склонил голову набок пилот. — Насколько мне известно…

— То, что известно вам, должно при вас и оставаться, — грубо прервал его Гордин. — Отчасти ради сохранения этих сведений в тайне я вынужден теперь прятаться и бежать, словно преступник.

— Вы и есть преступник, профессор, — хмуро заметил пилот. — Привыкайте к новому статусу. Скажу больше: вы теперь — враг Республики.

— Выходит, нам по пути, — усмехнулся Гордин. Мысль эта весьма его позабавила. Враг… Покатав слово на языке так и этак, он наконец продолжил: — Что до аппарата… Это прототип, рабочая модель. Для ее выхода в свет еще слишком рано. Мир не дозрел. Видите сами, что получилось. Пока это будут расценивать лишь в качестве новейшего оружия, и только. У этого изобретения большое будущее — просто не стоит спешить. Наше поколение словно создано для того, чтобы опережать время.

— Вы поэтому и бежите, профессор?

— Да. Нет. Не знаю. Хочется сделать мир лучше — а если не получается, хотя бы не способствовать тому, чтобы он сделался хуже, чем есть сейчас.

Пилот, пожевав ус, мудро воздержался от дальнейших расспросов. Гордин же не счел нужным что-либо пояснять.

— Расчеты и карты… Они при вас? — уточнил напоследок пилот, когда двигатель прогрелся.

Он то и дело украдкой бросал взгляды на столь небрежно брошенный Гординым саквояж.

Гордин рассмеялся.

— Они всегда со мной, — сказал он и коснулся пальцем виска.

Пилот хмыкнул и отвернулся к рычагам.

Автожир прыгнул в небо и растворился в ночи.

* * *

Год спустя за Полярным кругом имел место следующий разговор.

— Однако, не понимаю я, зачем нам сниматься да кочевать. Рано еще, зверь спит в берлоге, есть ему нечего будет. Падет — и мы с голоду помрем к следующей зиме.

— Ну как же вы не понимаете, уважаемый? Сгонят вас отсюда так и так. На золоте сидите! На золоте! А в золоте у белых людей сейчас нужда великая! Пока есть еще время, уходите. Все добро, скот весь с собой заберете. К югу кочуйте, есть еще места, где перебиться можно до весны. К лесам отходите, там зверь не пропадет. Я долго скрываться вряд ли смогу — да и неизвестно, будут ли ждать с разработками до той поры, пока я у них в руках не окажусь.

— Ты не волнуйся, добрый человек. Мы тебя твоим людям не отдадим. Не в нашем обычае такое. Живи себе спокойно, не печалься о нас. Все в руках предков. Не пропадем.

— Эх!

Гордин с досадой ударил оземь шапкой. Ветер, ледяной, наполненный снежной пылью, тут же растрепал волосы и дунул в уши. Заломило зубы, ожгло холодом щеки. Чертыхнувшись, Гордин поднял треух и нахлобучил его до глаз.

Старик наблюдал за ним с совершенно непроницаемым выражением лица. Морщины, лучиками --">