Джеймс Грэм Баллард - Белая женщина, белая птица

Белая женщина, белая птица

По утрам на перьях мертвых птиц играли отблески зари. Вот уже два месяца, поднимаясь на палубу сторожевого катера, Криспин наблюдал одну и ту же картину: тысячи и тысячи мертвых птиц, белый ковер тел, покрывший болото и отмели у реки. Тела покачивались на волнах, будто облака, упавшие с неба. Каждый день он видел светловолосую женщину, живущую в доме под обрывом. Она медленно бродила по берегу, обходя огромных, как кондоры, птиц. В основном это были чайки и поморники, но встречались глупыши и буревестники. Иногда женщина останавливалась и наклонялась, чтобы выдернуть перо из распластанного крыла. Возвращаясь домой по мокрой луговой траве, она несла охапку длинных белых перьев.

Странная женщина, ощипывающая птиц, раньше вызывала у Криспина раздражение. Этих существ, которые во множестве лежали вокруг катера, застрявшего в маленькой бухте, Криспин считал своей собственностью. Ведь это он, и никто иной, устроил птицам, покинувшим гнездовья на побережье Северного моря, форменное побоище. Каждая из них, падая, несла в своем сердце его пулю, словно драгоценный камень.

Провожая взглядом женщину, бредущую по заросшей сорняками лужайке, Криспин снова вспомнил яростную схватку – те несколько часов страха, которые ему пришлось пережить, прежде чем птицы ринулись в последнюю безнадежную атаку. Это сейчас она кажется безнадежной, когда их тела лежат на склизком мхе холодных болот графства Норфолк, а каких-нибудь два месяца назад, глядя на затмившую небеса птичью стаю, Криспин простился с жизнью.

Птицы были огромны: их крылья, достигавшие в размере двадцати футов, закрывали солнце. Криспин метался по палубе, как сумасшедший, надрывался, перенося цинковые ящики с патронами из трюма к пулеметной установке, торопливо заправляя ленты в патронники пулеметов, – а тем временем Квимби, молоденький дурачок с фермы на Лонг-Бич, которого Криспин уговорил пойти к нему заряжающим, приплясывал на носу катера и что-то орал, отскакивая от огромных теней, скользящих по палубе. Когда птицы бросились в атаку, и показалось, будто в небе блеснула коса, Криспин едва успел забраться в тесную, под ширину плеч, башенку. И все же он победил: встретил огнем первую волну воздушной армады, а затем развернул установку и скосил очередями вторую стаю, летевшую над самой рекой. Катер дрожал от ударов – птицы бились о борт выше ватерлинии. Они были везде, куда ни глянь: парили в небе, словно кричащие распятия, рушились на палубу, цеплялись за оснастку, а Криспин поворачивал раскалившиеся стволы и вел непрерывный огонь. Десятки раз он прощался с жизнью, проклиная тех, по чьей вине оказался на этом ржавом корыте вместе с дураком Квимби, которому даже жалованье вынужден был платить из собственного кармана.

Но позже, когда ему казалось, что битве не будет конца, когда почти не оставалось патронов, а в небе по-прежнему было полно белых распятий, он заметил карлика – тот скакал по трупам, наваленным на палубе, и сбрасывал их в воду с помощью двузубых вил.

Затем наступил перелом. Услышав, что огонь прекратился, Квимби принес патронов. Его впалая грудь и лицо были в крови и в пуху, и он хотел одного – видеть, как гибнут птицы. Тогда Криспин понял, что победил. Крича от страха и ярости, он перебил атакующих птиц и застрелил несколько едва оперившихся сапсанов, улетавших в сторону обрыва. Прошел еще час, река и притоки вокруг катера покраснели от крови, а Криспин все сидел в башенке и палил в небеса, дерзнувшие бросить ему вызов.

Потом возбуждение улеглось, сердце перестало стучать как молот, и Криспин осознал, что единственным свидетелем его подвига, его стойкости в небесном Армагеддоне оказался маленький, косолапый идиот, которого никто даже слушать не станет. Была еще светловолосая женщина, но тогда Криспин не знал о ее существовании. Она пряталась у себя в доме и лишь через несколько часов вышла на берег и стала бродить среди трупов. Но Криспин не очень огорчался – птицы, лежащие всюду, куда ни глянь, радовали глаз. Он велел Квимби возвращаться на ферму и проследил с палубы, как тот спустился по реке в лодке, пробираясь между вздувшимися телами. Затем, перекрестив грудь пулеметными лентами, Криспин поднялся на мостик катера, а точнее, старого каботажного судна, спешно переоборудованного два года назад, когда впервые появились стаи птиц-великанов.

Понимая, что женщина – единственный, если не считать дурака --">