Анджей Земяньский - Бреслау Forever

к счастью, хранилось традиционным способом. В сырых, мрачных подземельях, память которых уходила в самое средневековье. Польское средневековье. Эта мысль навела Грюневальда на ход мыслей своего приятеля.

— О чем ты говоришь?

— О том, что во время силезского восстания^[3] выскочил из-за угла один поляк и рубанул меня штыком. Он был слишком молод, не попал ни в сердце, ни в живот. Попал в руку. Вот только штык у него был грязный.

— Поляки всегда такие. Вечно все у них грязное.

— Слишком много газет ты читаешь. Руку мне отрезали по причине гангрены. — Кугер выцедил очередную порцию пива. — Лезвие было обмазано дерьмом. А на это уже никаких лекарств нет. Мне отрезали руку, чтобы я мог жить.

Он усмехнулся.

— А когда его схватили, он еще успел метнуть ножом в офицера. И попал в шею. Ну, что же… шею ампутировать уже невозможно. Во всяком случае, не без того, чтобы пациент умер. Так что, офицер скончался.

— А ты не преувеличиваешь?

— Слушай. Шутки и вправду кончились. Чехословакия или Австрия. Один черт. Везде победим. Но вот попробуй удержать дружелюбное выражение лица, когда они будут устанавливать свой флаг на Бранденбургских Воротах. Может ты и выживешь.

Грюневальд скривился в деланном отвращении.

— Ну уж, нет. Просто ты у нас пораженец.

— Вовсе нет. — Очередной глоток пива. — Просто я видел глаза того силезца, который напал на меня. Чистейшей воды живая ярость. Поверь мне. Они не простят.

— Но ведь это наша обычная провинция.

Кугер только покачал головой.

— Можешь уже начать тренироваться отбивать поклоны победителям. Франция, Англия, США, Советский Союз. Тут мы везде победим. Только поляки нам не простят, — повторил он в очередной раз. — Подпишут договор с дьяволом, за который заплатят всем, что у них есть. Но не простят. Этих сукиных сынов я знаю.

— А… слова.

— Ты так считаешь? Тогда вспомни-ка, откуда взялась твоя фамилия.

— О, Господи. Ну, и откуда?

— От битвы под Грюнвальдом. Кто-то из твоих предков должно быть сложил там голову. Постарайся не разделить его судьбы.

Они прервали разговор, чтобы официант мог собрать посуду после завтрака.

— Вот как слушаю тебя, так начинаю бояться того, что вообще живу, — продолжил Грюневальд через какое-то время.

Кугер поглядел приятелю прямо в глаза.

— Штык, помазанный дерьмом. У меня нет руки, а офицер отдыхает себе в могиле где-то в Силезии.

— Боже… Давай сменим тему. Что у нас там на сегодня?

* * *

Мищук сидел в старинном немецком доме, глядя через окно на город, который превратился в одни гигантские развалины. Он получил обед в буфете для служащих, который не так еще давно был столовкой гестапо. Суп из разваренных тряпок или «чего-то там» и паршивая картошка заставляли его постоянно икать. Сам-то он был родом из деревни и знал, что такое настоящая картошка. Мищук заправил в пишущую машинку лист бумаги с фирменной надпечаткой «Heil Hitler» внизу. Другой бумаги найти не удалось, так что зачеркивали карандашом — единственный способ. Некоторые выжигали лозунг зажигалками, но как-то по-дурацки выходило подавать коммунистическому начальству прожженный или обрезанный снизу документ. Впрочем, машинка, на которой он печатал, выглядела еще смешнее.

Польских литер не было, за то имелась специальная клавиша «SS», которая сразу выбивала знак с двумя молниями.

«Я начал дело по порученному мне делу, — медленно, одним пальцем выстукивал он. — Рихард Кугер, авто…»

— Васяк, как пишется автохтон? — спросил он у сидящего в комнате коллеги.

— Не знаю. — Тот на мгновение задумался. — По-моему, начинается на «а».

— Бляха… Какое «х»^[4]?

— Не знаю. Не приставай. — Васяк чуть не вылил «окрашенной черным водички», как они называли американский кофе из поставок. — Я из деревни. Так что, как пишется «х» не знаю.

Оба они получили на двоих огромную пачку из УНРРА. Мищуку досталась дешевая, но красивая американская куртка. Васяку — приличные военные ботинки. Остальное поделили пополам. Правда, не знали, что делать с резинками в восковой бумаге. Распаковали одну, чтобы поглядеть, а что оно такое. Обычный кружок свернутой резины. В управлении никто понятия не имел, для чего это служит. Даже комендант, так как добрались и до него.

— Разве что на хуй натянуть, — пошутил он и выбросил презерватив в корзину. — А на кой еще?

Они не знали. Он, впрочем, тоже. Большую часть посылки --">